Когда луч света проник в глубь сейфа, на темном свинцовом фоне ярко заблестели тяжелые золотые шары. Каждый шар был перетянут стальной лентой.
— Контрабандные ядерные взрыватели! — торжествующе воскликнул лейтенант. С пылающим от гнева лицом он повернулся к дяде. — Вы можете объяснить это, мистер Иден? Ведь это компоненты термоядерных бомб!
15
ПРЕСТУПЛЕНИЕ СТЮАРТА ИДЕНА
Лейтенант Цуйя осторожно закрыл дверь выложенного свинцом сейфа, словно он испытывал уважение перед его смертоносным содержимым, и тихонько отошел назад. Потом лейтенант внимательно посмотрел на дядю Стюарта. На его круглом лице отразилась странная смесь эмоций — беспокойство, удивление, печаль и надо всем этим — безудержный триумф.
— Ну что ж, Иден! — тоном судьи произнес Цуйя. — Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Я… я… — У дяди дрожал голос.
Он подошел к кушетке и присел на ее край. Потом встряхнул головой, словно избавляясь от кошмара, и прислонился спиной к стене.
— Ведь это термоядерные устройства! — негодующе прокричал Цуйя. — Вы прекрасно знаете, что они не могут принадлежать частному лицу. Они украдены со складов флота. А между прочим, и правительство Кракатау подписало международную конвенцию, по которой флоту предоставляется исключительное право производства и применения ядерного оружия и его компонентов! Эти взрыватели ввезены сюда контрабандным путем, и вы не можете отрицать того, что они принадлежат вам!
— Я не отрицаю этого, — еле слышно пробормотал дядя.
— Но ведь вы используете их для провоцирования землетрясений! — не успокаивался лейтенант. — Вы признаете это или нет?
Дядя утвердительно покачал головой.
Лейтенант явно не ждал такого скорого признания. Он быстро взглянул на меня, потом снова перевел взгляд на моего дядю.
— И вы так легко признаетесь в этом? — В голосе Цуйи было не меньше удивления, чем торжества. — Вы признаете себя виновным в преступлении, для которого еще не найдено подходящего определения, — в намерении уничтожить сотни тысяч людей и огромные материальные ценности с помощью искусственно вызванного землетрясения?!
— Уничтожить… людей? — удивленно прошептал дядя Стюарт. — Но я же никого не убивал… Нет…
Он замолчал и глубоко, с хрипом вздохнул. Его изборожденное морщинами, загрубевшее от борьбы с морем лицо побледнело, и он без чувств повалился на кушетку.
Голова дяди свесилась набок, дыхание стало тяжелым и прерывистым…
— Дядя Стюарт! — закричал я и бросился к нему. То же самое сделал и Гидеон.
Но на пути у нас встал лейтенант Цуйя.
— Стоять! — прорычал он. — Отойдите назад! Этот человек признал себя преступником!
— Но ему плохо! — умоляющим тоном возразил Гидеон. — Ему надо срочно дать лекарство! Если вы не позволите мне помочь ему, считайте, что вы его убили!
— Я беру на себя всю ответственность за происходящее, — жестко сказал лейтенант Цуйя, — он мой пленник!
Он заглянул дяде в лицо, тот все еще не пришел в сознание. Потом лейтенант бездушно, как робот, произнес:
— Стюарт Иден, предоставленной мне властью, с целью предотвращения нелегального производства и применения ядерного оружия, я объявляю вас арестованным!
Я не знаю, слышал ли дядя эту громоздкую юридическую формулировку, но в то время как я, оцепенев, наблюдал за происходящим, Гидеон вел себя несколько иначе.
Он проскользнул мимо лейтенанта, ловким быстрым движением подложил под голову дяде подушку, поднял его ноги на кушетку, а потом укрыл дядю одеялом.
— Все будет в порядке, — заботливо прошептал он, глядя в лицо дяде Стюарту. — Сейчас я сделаю укол…
— Как бы не так! — хладнокровно отрезал лейтенант Цуйя. — Не забывайте, что он арестован!
Гидеон встал и медленно повернулся к лейтенанту. Я не могу припомнить, чтобы Гидеон когда-нибудь пришел в ярость, он всегда прекрасно владел собой. Но сейчас можно было благодарить судьбу за то, что на пути у Гидеона оказался не я, а лейтенант Цуйя.
Негр надвигался на лейтенанта грозно, как древний африканский воин, глаза его были чернее океанских глубин.
— У Стюарта Идена больное сердце, и я должен сделать ему укол! — раскатистым басом прогрохотал он. — А если вы захотите мне помешать, вам придется меня убить!
Лейтенант заколебался и прислушался к прерывистому дыханию дяди, а Гидеон достал из ящика стола одноразовый шприц.
— Ну ладно! Сделайте ему укол, — согласился Цуйя и искоса посмотрел на меня.
Гидеон не мешкая закатал рукав дядиной рубашки и ловко ввел в его исхудавшую руку иглу. Потом, осторожно вынув иголку, он вытер появившуюся капельку крови. Лекарство вот-вот должно было подействовать…
Мы столпились вокруг кушетки. Вставший на колени у ее изголовья Гидеон что-то шептал дяде на ухо. Бледное лицо Стюарта Идена покрылось испариной.
— Что ж, приводите его в порядок! — властно сказал Цуйя негру. — У нас к нему есть очень много вопросов. Человек крадет ядерные реакторы, наживается на землетрясениях — я не могу представить более вызывающих преступлений! И при этом во всем мире он имеет репутацию подвижника и героя! Да, Парк, мне он нужен живым!
— И мне тоже! — спокойно сказал Гидеон и поднялся с колен. — Через пару минут лекарство подействует. Когда он очнется, я попрошу вас, лейтенант, выслушать его.
— О, в этом можете не сомневаться! — со злостью воскликнул Цуйя. — Но только не рассчитывайте на то, что я поверю всем его лживым измышлениям!
— А вы уверены в том, что он будет лгать? — нахмурившись, спросил Гидеон.
Лейтенант пожал плечами.
Оставаться безучастным наблюдателем я больше не мог. В горле у меня пересохло, мысли путались, но я и так уже слишком долго молчал. Передо мной был мой дядя, Стюарт Иден, самый великий человек на свете! Во всяком случае, таким я его считал, когда был мальчишкой, и до последнего времени у меня не было повода разувериться в этом.
— Дайте ему шанс, лейтенант! — твердым голосом сказал я. — Вы не знаете этого человека. А я его знаю! Он не может быть виноват в таких страшных преступлениях. Это противоречит здравому смыслу. Уверяю вас, должно быть, всему происходящему существует какое-то другое объяснение. Оно обязательно найдется! Не принимайте сейчас никаких решений. Подождите, пока дядя проснется и изложит свою версию!
Прежде чем что-то ответить, лейтенант посмотрел на меня долгим отрешенным взглядом. Я видел, что он страшно устал. За последние дни у меня все-таки была возможность отдохнуть, но все, что удавалось Цуйе, это на пару часов прикорнуть на раскладной койке в бункере. Он был выжат, как лимон, и все же он был озабочен судьбой дяди сильнее, чем это могло показаться.
