Я поднялся на ноги и задумался. Конечно же, я не мог оставить ее лежать здесь, заброшенную и беззащитную! Обычная вежливость не позволяла сделать это. И нужно ведь было вернуть одежду женщине - нельзя же было оставить ее тело здесь вот так, неприкрытым! Нескромные глаза могут увидеть его! Жестокие когти могут утащить его! Годы пройдут, прежде чем милосердный дождь смоет его, и оно станет землей! Но земля тверда, еще тверже сплетенные корни, и я только остался бы без рук!
Сначала мне казалось очевидным, что она умерла недавно: не было видно никаких следов разложения. Но тогда что оставила от нее гниению медленно уходящая из нее жизнь?
Может, она до сих пор жива? Или - не может? А если она жива? Некоторые вещи оказываются очень странными в этом странном мире! Может быть, она смогла бы вернуться назад, в тот мир, но ведь я должен быть уверен, что она мертва, чтобы похоронить ее!
Когда я выходил из лесного зала, я заметил в дверном проеме гроздь спелого винограда и прихватил ее с собой. Я ел виноград в пути, но несколько ягод еще остались на черенке, и, может, их сок приведет ее в чувство? Во всяком случае, это было все, что я мог сделать для того, чтобы попытаться спасти ее! К счастью, ее рот был слегка приоткрыт, но голова находилась в очень неудачном положении, и я, чтобы подвинуть мертвое тело, просунул руку под плечо, на котором оно лежало, и почувствовал, что сосновые иголки под ним - теплые. Она не могла быть мертвой, она должна быть еще живой, несмотря на то, что я не слышал стука ее сердца и не обнаружил никаких признаков дыхания! Один из ее кулаков был крепко сжат, вероятно, она прятала в нем что-то маленькое. Я выжал ей в рот ягоду винограда, но она не глотала.
Сделав для нее все, что я мог сделать, я настлал толстый слой хвои и сухих листьев, положил сверху одно из моих одеяний, согретое моим телом, положил ее на все это, и накрыл своей же одеждой; затем навалил сверху огромную кучу листьев: так я сохраню хоть часть тепла, покидающего ее, в надежде на то, что оно вернется к ней вместе с лучами утреннего солнца. Затем я еще раз попробовал выдавить виноградину, но не смог уловить ни малейшего движения ни во рту, ни в горле.
"Сомнение, - сказал я себе, - может быть хорошим поводом для того, чтобы делать что-то, но это плохое оправдание для того, чтобы ничего не делать". Кожа на ее костях была такой тонкой, что я не решился сделать растирание.
Я заполз в кучу листьев, прижался к ней настолько близко, насколько смог, и обхватил ее руками. Тепла во мне, честно говоря, было немного, но тем, что было, я поделился с ней. Таким образом пережив бессонную ночь, я ждал солнца. Ее холод словно расходился по мне волнами, но тепло от меня к ней не переходило вовсе.
Выходит, я бежал от чудесных спящих людей, подумал я, каждый из которых честно спал в сумраке на своем серебряном ложе, для того чтобы оказаться в одной постели с такой вот подружкой. Отказавшись от прекрасной привилегии, я получил взамен страшную обязанность. Под светом печальной, медленно закатывающейся луны я лежал рядом с мертвой и ждал рассвета.
Темнота отступала, и восточный горизонт проступал сквозь дымку, когда я заметил словно лишь тень движения от чего-то, что двигалось - недалеко от меня и очень близко к земле. Это были извивы огромной змеи, которая передвигалась, оставаясь на одном и том же расстоянии от меня. Некоторое время спустя появились, перемещаясь так, что казались одной точкой, существа, которые показались мне самкой косули и ее теленком. Чуть погодя я заметил еще два создания, похожие на медвежат; они шли вместе с тремя или четырьмя еще более маленькими, которые бежали за ними. Светлело теперь настолько быстро, что, несколькими минутами позже, когда рысью мимо проскакали кони, я смог разглядеть, что, хотя больший из них был не выше самого маленького шотландского пони, это были взрослые животные - так прекрасна была их стать, и так похожи были все их движения на повадки взрослых лошадей. Они были разных пород. Некоторые были похожи на ломовых лошадей, некоторые - на строевых, охотничьих, скаковых. Затем мимо прошли бычки-карлики и маленькие слоники.
"И здесь нет детей! - сказал я себе. - Как только я смогу оставить эту бедную женщину, я должен вернуться и позвать их сюда!"
Но куда шли эти существа? Что вело их? Что это - исход или традиционная утренняя прогулка? Я должен дождаться солнца! До тех пор, пока оно не взойдет, я не мог оставить эту женщину!
Я потрогал тело, но не смог даже заставить себя подумать, что оно стало чуть-чуть теплее. Но оно же должно было принять хотя бы то тепло, которое потерял я! Ну хоть что-то! Здравый смысл подсказывал, что оно не могло только терять его!
Рассвет расцвел румянцем и вскоре взошло солнце, словно затем, чтобы присмотреть за новой суетой, появившейся в новом мире. Его великое чистое сияние подняло меня, и я встал, наполненный жизнью, преодолев оковы смерти. Сняв платок, которым я прикрыл рот и глаза от сосновых игл, я с тревогой посмотрел, на то, что находилось рядом со мной - был ли это бесценный самоцвет, или лишь его пустое вместилище.
Тело было более недвижно, чем когда я нашел его. Лишь теперь, при солнечном свете, я впервые смог рассмотреть, каким сморщенным и впалым было ее лицо, какими острыми были кости под кожей, как каждый зуб торчал из-под ее сморщенных губ. Человеческие одежды, конечно, расточатся до нитки, но небесные птицы еще могли бы угнездиться среди них, могли бы разбудить ее для движения, для песни.
Но солнце уже светило на ее лицо! Я снова прикрыл его платком, бросил сверху несколько листьев и отправился вслед за существами, которые недавно прошли мимо. Их главная тропа была хорошо утоптана, видимо, они использовали ее уже давно - словно бы множество тропинок стоптались по краям и слились в одну широкую дорогу. Деревья отступали по мере того, как я шел, а травы становились толще. Наконец, лес кончился и моему взору открылась широкая, до горизонта, прекрасная зеленая равнина. Маленькая речка тянулась по самой кромке леса, и к ней вела тропа, при виде воды новая, пока неопределенная надежда проснулась во мне. Поток казался очень повсюду глубоким, и вода поднималась к самой кромке, но нигде он не был шире нескольких ярдов. Синеватый туман, растаивая на лету, поднимался над потоком. На другой стороне в пышной траве паслось множество животных. Вероятно, спали они в лесу, а утром в поисках травы выходили на равнину и переплывали реку, чтобы попасть туда. Я опустился на колени и попытался напиться, но вода была горячей у нее был странный металлический привкус.
Я вскочил на ноги - здесь было тепло, которое я так долго здесь искал: первое, что нужно для жизни! И я поспешил назад, к своему беспомощному долгу. Никто не сможет понять, не рассудив как следует о том, как я был одинок, что значило для меня вырвать из лап смерти эту женщину. "Я докажу, что она это может! - так думал я. - И я, наконец, не буду одинок!" Я был настолько лишен общества, что, кажется, впервые понял что может значить надежда. Эти благословенные воды изгонят смертельный холод, и в них же растворится мое одиночество!
