Мне неприятно признавать это, но у него явно хватало силы духа, и он не собирался отказываться от своего раба без борьбы.
Ящер двигался прямо на него. У-Вал прицелился, и, когда чудовище приблизилось на пятнадцать футов, воткнул свое двадцатифутовое копье глубоко в тело рептилии. Это было сделано с умением и уверенностью профессионального матадора, наносящего заключительный удар быку.
Примерно с полминуты ящер извивался, пытаясь достать У-Вала. Но человек, схватившись за конец копья, умело удерживал каноэ прямо перед зверем, и все его усилия достать нас приводили к тому, что лодка двигалась вперед, пока наконец с последним конвульсивным содроганием он не перевернулся брюхом вверх.
Конец копья У-Вала пробил его сердце.
Если бы это было более высокоорганизованное создание, оно умерло бы быстрее. Поразительно, как много времени требуется для того, чтобы действие даже смертельных ранений достигло мозга некоторых живых существ Пеллюсидара, стоящих на низшей ступени развития. Я видел лиди[3], который около минуты совершенно не замечал болезненного ранения своего хвоста, правда, от кончика хвоста лиди до его крошечного мозга — около шестидесяти футов.
У-Вал подтащил тело рептилии к борту каноэ и вырезал немного мяса своим каменным ножом. Вода вокруг каноэ кипела от ужасных плотоядных рыб, привлеченных запахом плоти. Пока они дрались за остатки поверженного чудовища, У-Вал взял весло и как можно быстрее повел лодку от этого места. Когда мы были уже на безопасном расстоянии, он отложил в сторону весло и порезал мясо ящера на тонкие полосы, которые растянул на одном из копий для сушки их на солнце.
Все это время У-Вал не обращал на меня никакого внимания. Он снова начал грести, а я свернулся на носу и заснул. Пусть хозяин гребет к берегу, сонно подумал я, перед тем как окончательно заснуть.
Когда я проснулся, земли не было видно. У-Вал ритмично греб длинными, мощными движениями. Казалось, он совсем не устал. Должно быть, я проспал очень долго. Воздух был абсолютно чист. При такой его прозрачности можно было бы разглядеть контуры суши на расстоянии не менее ста пятидесяти миль. По моим грубым расчетам, У-Вал, чтобы преодолеть это расстояние, должен был непрерывно грести около пятнадцати часов, направляя вперед двадцатифутовое, тяжело груженное каноэ. Сила и выносливость мужчин из приморских племен Пеллюсидара просто поразительны.
Конструкция каноэ позволяла ему двигаться с большой скоростью. Хотя оно и было вырублено из длинного ствола дерева, но было очень легким. Толщина дна его вряд ли превышала один дюйм, а ближе к верхнему краю борта толщина увеличивалась до четырех дюймов. Корпус был гладким, как стекло, и для меня оставалось загадкой, как можно было сделать столь совершенную поверхность грубыми инструментами.
Древесина дерева, из которого было вырублено каноэ, была крепкой как железо и очень маслянистой, хотя это слово лишь частично может помочь в описании скольжения лодки по воде.
Груз был распределен по всей лодке и накрыт огромными листьями похожего на пальму растения. У каждого из нас имелись своего рода убежища, сделанные из тех же листьев, которые в случае необходимости быстро убирались. По-крайней мере, У-Вал мог убрать свое, но мои связанные руки не позволили бы мне сделать это.
Вскоре после столкновения с морским ящером У-Вал отложил весло и направился ко мне.
— Я собираюсь развязать тебе руки, раб, — сказал он. — Ты будешь грести и помогать мне, если на нас нападут большие звери, такие как аз-дирайт (так, видимо, на местном языке называли напавшего на нас морского страшилу). Ты всегда будешь оставаться в этом конце каноэ. Если ты пойдешь на корму, я убью тебя. Когда я буду ложиться спать, я буду связывать тебя, чтобы ты не убил меня.
— Тебе не нужно связывать меня во время твоего сна, — ответил я. — Я не стану убивать тебя, обещаю.
На нас могут напасть во время твоего сна, и тогда у тебя не будет времени развязать меня, а я ведь могу понадобиться.
Он немного подумал и согласился:
— В любом случае ничего хорошего для тебя не будет, если ты убьешь меня, ведь ты не сможешь никогда найти дорогу до берега. Бандар-Аз простирается дальше, чем известно кому-либо из людей. Возможно, у него даже нет дальнего берега. Многие так считают.
Нет, ты не осмелишься убить меня.
— Я же обещал тебе, что не трону тебя, пока ты спишь, — ответил я, — но когда-нибудь я убью тебя — и не потому, что ты захватил меня, хотя и этого было бы достаточно, а за то, что ты пнул меня, когда я лежал на берегу, связанный и беспомощный. За это, У-Вал, я убью тебя.
Он закончил сматывать путы с моих рук и вернулся на свое место, ничего не ответив на это.
— Там, впереди, под листьями, есть весло. Возьми его, раб, и греби, — приказал он, — а я буду управлять рулем.
Сначала я хотел отказаться, но никаких разумных причин для этого не было, так как мне очень нужно было размяться после длительного отдыха в муравейнике и сбросить лишние килограммы от обильного кормления меня там зерном и медом. Поэтому я взял весло и принялся грести.
— Быстрее! — приказал У-Вал. — Быстрее, раб!
Я объяснил ему, куда он может идти со своими командами, и место это было отнюдь не раем.
— Тебе нужна хорошая порка, — прорычал он и двинулся на меня с бамбуковой палкой в руках.
Я бросил весло и поднял одно из длинных копий.
— Давай, У-Вал! — закричал я. — Давай, побей своего раба.
— Положи копье! — приказал он. — Раб не должен вести себя так. Разве ты этого не знаешь?
— Я не знаю, что такое быть рабом, — сказал я. — Во всяком случае, рабом у такого дурака, как ты. Если бы у тебя были хоть какие мозги, ни одному из нас не пришлось бы грести. Но почему бы тебе не подойти и не избить меня? Мне бы очень хотелось, чтобы ты попробовал.
— Брось копье, и я сделаю это, — сказал он.
— Иди назад и займись своим делом.
Он немного обдумал ситуацию, после чего, видимо, решил, что, если ему нужен живой раб или он хочет остаться живым хозяином, ему лучше не ухудшать положение. Он вернулся на корму и сел. Я тоже сел, но больше не греб.
Немного погодя он взялся за весло и принялся грести, но оставался очень угрюмым. Он был не очень умным человеком и, очевидно, не знал, как ему относиться к непокорному рабу, который до этого ни разу в жизни им не был. Но больше всего его озадачили мои слова о том, что грести было глупо для нас обоих.
Наконец он нарушил затянувшееся молчание, сказав:
— Как мы можем попасть куда-нибудь, не гребя?
— Если пойдем под парусом, — ответил я.