Можно было соглашаться или не соглашаться с мнением этих ученых, но факт оставался фактом: поверхность Марса покрывали тысячи кратеров – следы космической бомбардировки. Марс был мертв – и все эти багровые сполохи и вибрирующие звуки никоим образом не свидетельствовали об обратном; это были проявления каких-то природных процессов, а не признаки того, что Марс до сих пор обитаем.
Алекс Батлер уже почти впал в полудрему, когда вспомнил свой тоскливый тревожный сон, привидевшийся ему в эту первую ночь на Марсе. Перед тем как его разбудил заунывный звук, доносившийся из наружного микрофона, он бродил по каким-то бесконечным коридорам, то и дело попадая в тупики, и никак не мог найти дорогу назад, к воздуху и свету. Эти блуждания были пронизаны такой безнадежностью и безысходностью, что хотелось закричать изо всех сил, но не удавалось даже открыть рот – тело казалось чужим и не подчинялось, как это зачастую бывает во сне. Коридоры тянулись и тянулись, свиваясь в лабиринт, и выход из лабиринта был потерян навсегда…
А наутро, за завтраком, выяснилось, что и Свену, и Флоренс тоже приснилось нечто подобное – коридоры и тупики.
– Все это обыкновенные фрейдистские штучки, – заявил Леопольд Каталински, обеими руками выдавливая в большую пластмассовую чашку содержимое сразу двух туб с разной начинкой. – Мечетесь, бегаете, потому что подсознательно не до конца уверены в успехе. Ползают в ваших головах червячки сомнения. А мне ничего не снилось, и настроение у меня отменное, потому что я точно знаю: к полудню, ну, может, чуть позже, я доберусь до золота! Если, конечно, мне не будут мешать, – добавил он и забросил опустевшие тубы под койку.
– Возможно, – не стал возражать Алекс. – Видимо, ты, Лео, более толстокожий, а мы натуры тонкие, впечатлительные. Все-таки не каждый день случается совершать высадку на другую планету, психологическая нагрузка приличная – отсюда и тревожные сны.
– Я не толстокожий, я уравновешенный, – сказал Каталински. – Эти парни действительно сделали меня уравновешенным! – Он имел в виду предполетный курс психокоррекции.
– Я на нервы тоже не жалуюсь, – заметил Торнссон; у него все еще было заспанное лицо. – Но нагрузочка и в самом деле была будь здоров! Тренажеры-имитаторы это, конечно, хорошо, но реальная посадка на реальный Марс, а не в нашу пустыню, это совсем другое. После этого и не такое может присниться.
– Батончиков надо побольше с собой прихватить, – сказал Каталински. – Толку, правда, от них маловато, но все-таки лучше, чем ничего. А молодцы эти бравые вояки! Выбросили на рынок то, что самим не подходит. Где их разрекламированная задержка времени прихода усталости аж на четырнадцать процентов? Я что-то никакой задержки не почувствовал.
– Без этих «Хуа!» ты, может быть, вообще не смог бы вчера вылезти из своего экскаватора – в нем бы и заночевал, – заметил Торнссон.
– А как там командир? – подала голос Флоренс.
В отличие от пилота, она выглядела, как всегда, превосходно.
Алекс Батлер посмотрел на часы:
– Сейчас, Фло, через семь минут. Скажу ему: «С добрым марсианским утром!»
Однако осуществить это намерение ареологу не удалось. Наступил расчетный момент начала радиообмена, но связи с «Арго» не было. Батлер не знал, что и думать, все сгрудились за его спиной, – а рация молчала.
– Хочется верить, что дело тут не в командире, а в связи, – негромко сказал Свен Торнссон, и ареолог ухватился за эти слова, как за спасательный круг.
«Ну конечно! – подумал он. – Вчера ведь тоже было не совсем гладко…»
И вновь ему представилась некая невидимая громадная полусфера, накрывающая Сидонию. Прозрачный колпак, под которым прячут отложенный на потом кусок торта, чтобы не засох. Под колпаком свой микроклимат, и расхаживающие по торту лилипуты не слышат звуков извне…
Алексу Батлеру, как руководителю, нужно было принимать какое-то решение.
– Экранирующий слой в атмосфере? – предположил Каталински. – Что вам, специалистам по Марсу, известно о…
Он не закончил свой вопрос, потому что в этот момент фон в динамике сменился невнятным, словно из-за стены, голосом Эдварда Маклайна.
– …зывает «Марс»… «Арго» вызывает… – Этими обрывками все и ограничилось.
– Слава богу! – с облегчением выдохнул Батлер и тут же услышал позади себя полувздох-полувсхлип Флоренс. – С командиром, похоже, все в порядке. Тут действительно какое-то экранирование.
– Аномалия на аномалии и аномалией погоняет, – сказал Свен Торнссон. – Видимо, мы попали в заклятое место. Бермудский треугольник. То бишь, Сидонийский.
– Типун тебе на язык, Столб! – моментально отреагировал Каталински и посоветовал ареологу: – Делай запись, Алекс, и запускай на автомате. Может, хоть что-то к нему на борт прорвется. Работы же еще по горло!
Совет был вполне резонным, и Батлер так и поступил. Включив магнитофон, он коротко обрисовал обстановку (не упоминая о ночных звуках и тревожных снах) и сообщил, что группа приступает к дальнейшему выполнению программы. Эта запись должна была, повторяясь, автоматически идти в эфир.
После этого ареолог вывел экипаж под утреннее солнце Сидонии. Под солнце Берега Красного Гора.
Непонятно каким образом оказавшийся здесь вполне земной воздух за ночь никуда не пропал, и после первого часа работы руководитель группы принял-таки решение снять шлемы и работать без баллонов с дыхательной смесью. Поначалу сделал это он один – и в течение тридцати минут прислушивался к себе. Никаких непривычных, а тем более болезненных ощущений не было, и Алекс Батлер разрешил остальным последовать его примеру. На всякий случай шлемы и баллоны далеко убирать не стали, сложив их прямо на грунте возле модуля.
Дел было ничуть не меньше, чем накануне. Леопольд Каталински вновь управлял компактным, но мощным четырехковшовым экскаватором, все глубже и глубже погружаясь в расширяющийся котлован; кизерит поддавался легко, и работа шла споро. Свен Торнссон тщательно проверял двигательную систему модуля, сначала обследовав дюзы, а потом продолжив свое скрупулезное поэтапное тестирование внутри «консервной банки». Алекс Батлер, не без труда справившись с исследовательским зудом, занимался сугубо физическим, а не умственным трудом – он укладывал и состыковывал направляющие рейки-желобки для автоконтейнеров и время от времени добавлял секции к транспортерам, выбиравшим из котлована породу; котлован постепенно обрастал бурыми отвалами кизерита, за тысячелетия нанесенного ветрами на равнину Сидонии. Флоренс первые два часа посвятила своему «нанохозяйству», а затем отправилась на марсоходе проверять наличие самого благородного из металлов в окрестностях модуля – то, что накануне ареолог и пилот делали вдвоем, ей пришлось делать одной. Даже занятая работой, Флоренс то и дело поглядывала на небо, словно надеясь, что ее Ясон сумеет подать оттуда, с орбиты, какой-то знак; например, выложит из звезд посвященную ей надпись…
