Что касается меня, я тоже не люблю совпадений. Их часто используют как покров, удобное прикрытие истинного положения дел. Но в данном случае слова существовали: реальные, настоящие, их можно было прочесть.
— Прошу извинить мою настойчивость, господин Херцберг, — сказал я, — но кому-нибудь еще из ваших коллег, помимо бедняги Глена, удавалось вызвать текст на дисплей?
— Кляйн, пожалуй, только он.
— А кто такой Кляйн?
— Эммануэль, он же Мэнни Кляйн, как раз и положил начало разработке этой темы. Два года назад он открыл странный хромосомный материал, впервые преобразовал его в лексический и объявил, что увидел текст на экране.
— Вы ему не поверили?
— Ну, как сказать…
— Неважно, — отрезал я, — лучше расскажите, что было в этом тексте?
— Нечто вроде урока истории, весьма невразумительного, хотя полным бредом назвать его нельзя. А в конце текста — вы только представьте себе! — стоял значок, подтверждающий чье-то авторское право. — Ученый рассмеялся. — На мой взгляд, это явление находит весьма реальное объяснение: шутки компьютера. Компьютер Кляйна «слизнул» эти слова из чужого файла и втиснул в авторский текст. Со мной такое тоже случалось: как-то я с ужасом обнаружил на экране кусок очень личного письма, написанного когда-то мною. Оно вылезло в середине одной деловой записки. Слава богу, я вовремя это заметил!
— Ничего себе… А как я могу связаться с Кляйном?
— Никак. — Помолчав немного, ученый заговорил более серьезным тоном. — Послушайте, я знаю, на какие мысли наведут вас мои слова, но — уверяю вас! — этот инсульт был закономерным: Мэнни успел перенести не один приступ. А последний, случившийся после научного открытия, был очень, очень сильным. Да и семьдесят один год…
Херцберг подтвердил мою мысль: когда умирает один ученый, можно согласиться с версией убийства. Но если двое, и притом работавших над одной и той же темой… Ну что ж, мне уже попадались запутанные дела, а это не хуже любого другого.
— Ладно, а кто мне сможет поподробнее рассказать о Кляйне?
— Дженна Кейтен. Они с Мэнни работали вместе, она была его ассистентом.
Бедная девочка. Маятник судьбы снова качнулся не в ее сторону.
Мы с Дженной сидели за столиком японского кафе в Гринвич-Виллидж.
На сей раз я получше разглядел ее глаза: они были не просто зеленые, а еще и с сиреневым отливом. Счастливчик тот парень, который постарается передать код этих глаз детям и внукам.
— Но я не убивала Глена! — Отчаянный голос Дженны вернул меня к действительности.
— Кто же тогда?
— Не кто, а что! Говорю же вам: те слова на дисплее, которые выдал нам хромосомный код. Если точнее, смерть наступила от преобразованных алгоритмов ДНК, появившихся на экране.
— А что убило Мэнни Кляйна — то же самое?
Девушка побледнела.
— Мэнни был не так молод. Считается, что он умер от инсульта.
— А ваше мнение?
Она отхлебнула чая, потом проглотила.
— Он умер от того же, что и Глен. — Это было сказано почти шепотом.
— И вы были причастны и к тому, и к другому случаям. Иначе говоря, работали с обоими учеными над одной темой. Верно?
Она не ответила.
— Послушайте, вы же умная, чуткая девушка. Я хочу вам помочь. Помогите и вы мне, будьте откровеннее. Должно же существовать нечто, кроме вашего имени, конечно, что связывает эти две смерти.
Она поднялась, собираясь уйти.
— А вот это вы зря, — заметил я. — Поверьте, здесь нельзя спешить. Обстоятельства оборачиваются против вас.
Я вздохнул. Не хотелось мне давить на нее, запугивать, но время уходило.
— Ну хорошо, подберемся с другой стороны. Зачем вы мне соврали тогда, что экран был пуст?
— А вы что-то видели? — глаза ее округлились.
— Только бледные серебристые буквы. Почему вы об этом не сказали?
Потрясенная, она упала на стул.
— Это настолько… личное.
— Понятно, вся эта история — личная, для двух людей.
— Да нет, я хочу сказать, что слова, которые были на экране, принадлежали мне. Так больно сознавать, что…
Что? Может, на экране появились слова «Милый Джон»? И они-то убили Глена Чалефа?
— Хромосомный материал, изучаемый Гленом и Мэнни, — заговорила девушка, — он мой, из моего организма. Мои слова их убили. Проклятое орудие убийства — я сама.
Принесли японские блюда — холодный рис с разнообразными специями и рыбу. Я долго молча смотрел на Дженну.
— Значит, вы считаете себя… э-ээ… носителем какого-то генетического кода, способного превратиться в слова? Причем в такие, что могут убить?
— Я своего рода уникум. Пока что моя ДНК — единственная из всех переводится на английский язык.
— Давайте начнем сначала: как вы в это влипли?
— Очень просто. Я, как и многие студенты, сдавала свои ДНК для исследований. Профессор Кляйн нашел меня по интернету, причем очень быстро. Мои гены были сущей находкой для него… Находкой! — Дженна закрыла лицо руками.
Я гладил ее по руке, надеясь успокоить.
— А Херцбергу вы рассказали об этом так же подробно, как и мне?
— Вы с ним тоже говорили? Значит, поняли, что это за человек. Он всегда выбирает самый простой ответ. Ему удобнее считать, что Мэнни умер от инсульта. Так же точно он будет думать, что я убила Глена химикатом, не оставляющим следов. Из двух путей — тривиального и необычного — он всегда выберет первый. Классический пример ученой серости.
Эта характеристика совпадала с впечатлением, которое профессор произвел на меня. Побудить его к действию способна лишь гора трупов. А к тому моменту еще черт знает каких генетических джиннов выпустят из бутылки.
— Послушайте, наша беседа слишком абстрактна. Не могли бы вы изобразить на бумаге эти… чертовы слова, чтобы я имел о них представление?
— Нет, они слишком опасны. Вы же видите — они уже убили двоих. Нельзя рисковать.
— Понимаю, — согласился я. — Но, может быть, вы согласитесь вычленить для меня их суть…
Подумав, она кивнула.
— Текст составил примерно три абзаца.
— Абзаца?
— Ну да. Связные фразы были разбиты небольшими периодами какой-то абракадабры, плюс еще большие фрагменты после нескольких фраз, сгруппированных воедино, которые мы и назвали абзацами.
— О’кей, извините, что перебил, пожалуйста, продолжайте.
— Так вот, суть этих посланий в том, какой след в истории способны оставить разумные существа. Какие знаки, например, оставили первобытные люди на камне, и каким образом они сохранились. Потом идет текст в таком духе: что сказать об особях, не умеющих высекать на камне? Они могут оставить свои послания следующим поколениям на вечном материале. Они попытаются «начертать» их на живом «камне», то есть передать с помощью посредника, над которым они властны.
