Ганс принялся за работу, которая была бы не под силу ни дядюшке, ни мне. Нетерпение управляло бы нашей рукой, и скала под беспорядочными ударами разлеталась бы в куски. Проводник же, напротив, спокойно и осторожно долбил скалу частыми, но короткими ударами, и продолбил отверстие шириной в шесть дюймов. Шум потока становился все явственнее, и мне казалось, что я уже чувствовал на своих губах его живительную влагу.
Вскоре кирка проникла в гранитную стену на два фута. Работа продолжалась уже больше часа. Я дрожал от нетерпения! Дядюшка хотел было приняться за дело более решительно. Я с трудом удерживал его; и он уже взялся за кирку, когда вдруг послышался какой-то свист. Струя воды прорвалась сквозь отверстие и ударила о противоположную стену.
Ганс, едва не опрокинутый силой удара, вскрикнул от боли. Я понял, чем был вызван этот крик, когда, подставив руки под струю, я в свою очередь не удержался от крика. Источник был горячий.
– Температура воды градусов сто! – воскликнул я.
– Ничего, она остынет, – ответил дядюшка.
Галерея наполнилась водяными парами, и тут же образовался ручей, сбегавший вниз извилинами; вскоре мы смогли зачерпнуть из него воды и напиться.
Ах, какая радость! Какое несравненное наслаждение! Откуда эта вода? Что это за вода? Все было безразлично. Это была вода, хотя и теплая, но она возвращала нам угасавшую жизнь. Я пил, не отрываясь, даже не замечая ее вкуса.
Только насладившись как следует, я через минуту воскликнул:
– Да ведь вода железистая!
– Превосходная, полезная для желудка вода, – возразил дядюшка. – Она содержит много железа и заменила бы поездки в Спа или Теплиц!
– А как вкусно-то!
– Охотно верю! Ведь это вода, добытая на глубине двух миль под землей! У нее чернильный привкус, но в этом нет ничего неприятного. Ганс добыл для нас превосходный источник! И я предлагаю поэтому назвать его именем спасительный ручей.
– Согласен! – воскликнул я.
И название Hans-bach[17] было тотчас же принято.
Ганс не возгордился этим. Освежившись немного, он с обычным спокойствием сел в углу.
– А теперь, – сказал я, – следует хорошенько запастись водой.
– Для чего? – возразил дядюшка. – Я полагаю, что источник неистощим.
– Все равно! Наполним наш мех и фляжки, а потом попробуем заткнуть отверстие.
Последовали моему совету. Ганс попытался с помощью гранитных осколков и палки заделать пробитую в стене дыру. Это было не легко. Мы обжигали руки, не достигая цели. Давление было слишком сильно, и наши усилия не увенчались успехом.
– Очевидно, исток этого ручья расположен очень высоко, судя по напору струи.
– Без сомнения, – ответил дядюшка. – Если эта струя воды падает с высоты тридцати двух тысяч футов, то давление равняется тысяче атмосфер. Но вот что мне пришло в голову…
– Что?
– Зачем мы так упорно хотим заделать отверстие?
– Да затем…
Я затруднялся найти причину.
– Когда наши фляжки будут пусты, сможем ли мы наполнить их снова?
– Очевидно, нет.
– Так дадим этой воде течь свободно! Она естественно потечет вниз, будет указывать нам дорогу и вместе с тем освежать!
– Хорошая мысль! – воскликнул я. – Если этот ручей будет нашим спутником, у нас появится больше оснований надеяться на успех нашего путешествия.
– А! Теперь и ты приходишь к тому же заключению, мой мальчик, – сказал, улыбаясь, профессор.
– Еще лучше, я уже пришел.
– Не торопись! Сперва отдохнем несколько часов.
Действительно, я совсем забыл, что была ночь. Хронометр указал мне на это обстоятельство. Вскоре, достаточно подкрепившись и отдохнув, мы погрузились в глубокий сон.
На следующее утро мы уже забыли о перенесенных страданиях. Проснувшись, я был удивлен, что не томлюсь более жаждой, и искал тому причину. Ручей, который, журча, струился у моих ног, дал мне ответ.
Мы позавтракали и напились превосходной железистой воды. Я чувствовал себя снова совершенно бодрым и твердо решил идти дальше. Отчего бы такому убежденному человеку, как дядюшка, с таким находчивым проводником, как Ганс, и с таким «сорви-голова» племянником, как я, не достигнуть цели? Вот какие прекрасные мысли рождались в моем мозгу! Если бы мне сделали предложение вернуться на вершину Снайфедльс, я отверг бы его с негодованием. Но речь шла, к счастью, только о схождении.
– Вперед! – воскликнул я, будя своим восторженным возгласом древнее эхо земного шара.
В пятницу, в восемь часов утра, путешествие возобновилось. Гранитный извилистый коридор, петляя, представлял собою сложную путаницу лабиринтов и неожиданно заводил в тупики, но в общем главное его направление было на юго-восток. Дядя усердно наблюдал за компасом, чтобы иметь ясное представление о пройденном пути.
Галерея шла почти горизонтально, понижаясь не более, как на два дюйма через каждый туаз. Ручей мирно продолжал свой путь по узкой галерее. Он представлялся мне каким-то добрым духом, сопутствующим нам в наших блужданиях по кругам земного шара; и моя рука ласкала хладную наяду, чья песенка звучала в лад с нашими шагами. В моем воображении все принимало радужную мифологическую окраску.
Что касается дядюшки, он проклинал горизонтальность направления, ибо был «поклонником вертикали». Путь, по которому следовал дядюшка, тянулся бесконечно в одном направлении; и вместо того чтоб спускаться по радиусу Земли, дядюшка шел, как он выражался, по гипотенузе. Но у нас не было другого выбора, и пока мы приближались хоть медленно к центру Земли, не приходилось жаловаться.
Однако время от времени наклон увеличивался; ручей, журча, струился по галерее, и мы вместе с ним спускались в глубины.
В общем, и в этот день и в следующий дорога шла большей частью в горизонтальном направлении и сравнительно мало в вертикальном.
В пятницу, 10 июля, вечером мы должны были, по нашим расчетам, находиться в тридцати лье к юго-востоку от Рейкьявика и на глубине двух с половиной лье под Землей.
Но тут у нас под ногами разверзлась бездна. Дядюшка невольно захлопал в ладоши, обрадовавшись крутизне ее ската.
– Вот что нас поведет к цели! – воскликнул он. – И без труда, ведь выступы скалы образуют настоящую лестницу!
Мы начали спускаться. Я не считал это опасным, так как свыкся уже с подобными упражнениями. К тому же Ганс при спуске так приладил веревки, что исключалась возможность несчастья.
Эта шахта представляла собою пробитую в массиве узкую расселину, называемую «взбросом». Она, очевидно, образовалась благодаря сжатию земной коры в эпоху остывания Земли. Если она служила некогда выводным каналом для веществ, извергаемых Снайфедльс, то для меня было неясно, почему разрушительные действия вулканических извержений не оставили в ней никакого следа. Мы спускались словно по винтовой лестнице, которую можно было счесть за творение человеческих рук.
