- Прихвати бутылку, - предложил Ларри, но Хэнк уже выходил за дверь. Он не остановился.
Ларри снова сел. И налил себе еще. Руки у него по-прежнему не дрожали. Закрывать свою лавочку он не стал. Он выпил стакан, потом еще. И думал о сделках с дьяволом. Наконец, зазвонил телефон. Ларри взял трубку. Послушал.
- Меры приняты, - сказал Ларри Крокетт.
Послушал. Повесил трубку. И опять наполнил стакан.
Назавтра Хэнк Питерс ни свет ни заря очнулся от сна, в котором огромные крысы выползали из открытой могилы, из могилы, где лежало зеленое сгнившее тело Хьюби Марстена с куском манильской пеньки вокруг шеи.
Питерс лежал, приподнявшись на локтях и тяжело дыша, обнаженный торс блестел от пота, а когда его руки коснулась жена, он не сдержал крика.
Сельскохозяйственный магазин Милта Кроссена располагался на углу, образованном пересечением Джойнтер-авеню и Рэйлроуд-стрит. Когда начинался дождь, и парк делался необитаемым, все старые чудаки отправлялись туда. Долгими зимами они прочно обосновывались в магазине, коротая там день за днем.
Когда в своем тридцать девятом (или это был сороковой?) паккарде подъехал Стрейкер, еле моросило. Милт Кроссен с Пэтом Миддлером вели бессвязный разговор о том, когда сбежала девчонка Фредди Оверлока, Джуди: в пятьдесят седьмом, или же в пятьдесят восьмом. Оба сходились на том, что сбежала она с коммивояжером из Ярмута и оба были согласны, что тот и коровьей лепешки не стоил - впрочем, как и сама Джуди, - но дальше этого столковаться не могли.
Стоило Стрейкеру войти в магазин, как все разговоры оборвались.
Он оглянулся на них: на Милта с Пэтом Миддлером, на Джо Крейна, Винни Апшо и Клайда Корлесса - и улыбнулся без тени веселья.
- Добрый день, джентльмены, - сказал он.
Милт Кроссен поднялся, чопорно подтягивая передник.
- Чем могу?
- Замечательно, - сказал Стрейкер. - Будьте добры заняться вон тем контейнером с мясом.
Он купил говяжью вырезку, дюжину превосходных ребер, несколько гамбургеров и фунт телячьей печенки. К этому он добавил немного бакалеи муку, сахар, бобы - и несколько буханок полуфабрикатного хлеба.
Покупки он делал в полной тишине. Завсегдатаи магазина сидели вокруг большого обогревателя "Пэрл-Кинео", приспособленного отцом Милта для отмеривания масла, курили, с умным видом поглядывали на небо, а краешком глаза наблюдали за чужаком.
Когда Милт закончил упаковывать товар в большую картонку, Стрейкер расплатился наличными, двадцаткой и десяткой. Он взял коробку, сунул подмышку и опять сверкнул суровой, лишенной веселости улыбкой.
- До свидания, джентльмены, - сказал он и вышел.
Джо Крейн набил свою сделанную из кукурузного початка трубку порцией "Плантера". Клайд Корлесс откашлялся и сплюнул обильную мокроту пополам с жеваным табаком в помятый бачок, стоящий рядом с обогревателем. Винни Апшо извлек из недр жилетки старенькую машинку для сворачивания папирос, всыпал туда струйку табака и распухшими от артрита пальцами вставил папиросную бумагу.
Они наблюдали, как незнакомец поднимает картонку в машину. Все знали, что вместе с бакалеей картонка должна весить фунтов тридцать, и все видели, как Стрейкер, выходя, сунул ее подмышку, словно пуховую подушку.
Стрейкер обошел машину, сел за руль и поехал по Джойнтер-авеню. Проехав вверх по холму, машина свернула влево на Брукс-роуд, исчезла и несколькими минутами позже опять появилась за ширмой деревьев, уменьшенная расстоянием до размеров игрушки. Она свернула на въезд во двор Марстена и исчезла из вида.
- Странный тип, - сказал Винни. Он воткнул в рот папиросу, стряхнул с ее кончика несколько крупинок табака и достал из жилетного кармана спички.
- Должно быть, один из этих... которые купили тот магазин, - заметил Джо Крейн.
- И дом Марстена тоже, - согласился Винни.
Клайд Корлесс пукнул.
Пэт Миддлер с большим интересом ковырял мозоль на левой ладони.
Прошло пять минут.
- Как думаешь, сладится у них дело? - Клайд ни к кому конкретно не обращался.
- Может быть, - сказал Винни. - Летом дела могут пойти куда как бойко. Нынче трудно раскумекать, что к чему.
Общий согласный ропот, почти вздох.
- Сильный мужик, - сказал Джо.
- Угм, - ответил Винни. - Надо же, тридцать девятого года паккард, и ни пятнышка ржавчины.
- Сорокового, - поправил Клайд.
- У сорокового подножек нету, - сказал Винни. - Тридцать девятый это был.
- Ошибаешься, - сказал Клайд.
Прошло пять минут. Они увидели, что Милт изучает двадцатку, которой расплатился Стрейкер.
- Чего, Милт, липа? - спросил Пэт. - Этот мужик тебе липу подсунул?
- Нет, но поглядите, - Милт передал кредитку через прилавок, и все уставились на нее. Кредитка была гораздо больше обычного банкнота.
Пэт подержал ее против света, изучил, потом перевернул.
- Серия-то Е-2О, а, Милт?
- Ага, - подтвердил Милт. - Их перестали делать сорок пять, а то и пятьдесят лет назад. По-моему, в Портленде, в "Эркед-койн" за эту штуку кой-чего заплатят.
Пэт пустил бумажку по кругу. Каждый изучил ее, держа либо у самого носа, либо как можно дальше от глаз - в зависимости от дефектов зрения. Джо Крейн вернул бумажку Милту, и тот сунул купюру под ящик кассы, к чекам и купонам.
- Занятный мужик, занятный, - протянул Клайд.
- Угм, - сказал Винни и помолчал. - Хотя это был тридцать девятый. У моего сводного брата Вика такой был. Первая его собственная машина. Он ее подержанную купил, в сорок четвертом. Однажды утром слил из нее масло и сжег поршни, чтоб им.
- По-моему, это был сороковой, - сказал Клайд. - Потому как я помню: на юге, около Альфреда, был один мужик, стулья плетеные делал, так он подъезжал прямехонько к твоему дому - мужик этот - и...
Так начался спор, развивающийся больше молчанием, чем речами, как шахматная партия по переписке. И казалось, их день замер на месте, простершись в вечность, а Винни Апшо принялся со сладостной артритной неторопливостью скручивать еще одну папиросу.
Когда в дверь постучали, Бен работал, поэтому он сперва отметил, где остановился, а уж потом встал и пошел открывать. Это было в самом начале четвертого, в среду, двадцать четвертого сентября. Дождь покончил со всякими планами дальнейших поисков Ральфи Глика, и все сошлись на том, что искать хватит. Парнишка Гликов пропал, как сквозь землю провалился.
Бен открыл. На пороге, дымя сигаретой, стоял Паркинс Джиллеспи. В руке он держал книжку в мягкой обложке. Бен с некоторым изумлением увидел, что это бэнтамовское издание "Дочери Конвея".
- Заходите, констебль, - сказал он. - Там снаружи мокро.
- Есть немного, - согласился Паркинс, переступая порог. - В сентябре погода гриппозная. Я-то сам без галош не выхожу. Есть такие, что смеются, только гриппа у меня не бывало с сорок четвертого - тогда я подцепил эту пакость во Франции.
