Ознакомительная версия.
— Держится молодцом.
— Славная она у тебя девочка, Виктория…
— Я ей передам, чтобы она навещала тебя.
Видеть отца в таком состоянии было больно и страшно. Он и понятия не имел, что отец так состарился… Но ведь всего несколько дней назад тот выглядел куда моложе! Что же могло случиться за эти дни? Они поговорили еще немного, но отец вскоре начал терять нить разговора, потом его веки смежились, и Гельвард встал.
— Я позову врачей, — предложил Клаузевиц и быстро вышел.
Через две-три минуты он вернулся в сопровождении двух администраторов медицинской службы. Они бережно подхватили старика под руки и вынесли в коридор, где уложили на покрытую белой тканью каталку.
— Он поправится? — вырвалось у Гельварда.
— За ним будут ухаживать. Это все, что сейчас можно сказать.
— Он стал таким дряхлым, — брякнул Гельвард, не подумав: ведь Клаузевиц и сам был человеком не первой молодости, хотя, конечно, выглядел намного крепче отца.
— Профессиональный риск, — заметил глава гильдии разведчиков.
Гельвард бросил на Клаузевица острый взгляд, но пояснения не последовало. Вместо того гильдиер взял ботинки, подбитые железом, и подтолкнул их к ученику.
— Ну-ка, примерь…
— Но мой отец… вы попросите Викторию присмотреть за ним?
— Не беспокойся, я обо всем позабочусь.
Гельвард спустился лифтом на второй уровень — тюки и прочее снаряжение были свалены в кабине рядом с ним. Когда кабина остановилась, он сунул свой ключ в специальную прорезь, чтобы двери не могли закрыться, и разыскал комнату, названную Клаузевицем. Здесь его поджидали четыре женщины и мужчина. Сразу с порога он заметил, что лишь мужчина и одна из женщин принадлежат к городской администрации.
Его представили трем другим женщинам, но они едва удостоили Гельварда беглым взглядом и отвернулись. На их лицах застыло выражение сдержанной враждебности, а может, безразличия, — в конце концов, до этой самой минуты он по отношению к ним тоже ничего, кроме безразличия, не испытывал. Пока он не переступил порог этой комнаты, он и не задумывался над тем, что за женщин ему придется сопровождать, хороши они собой или нет. Ни одной из них он прежде не видел в глаза, но, слушая Клаузевица, поневоле вообразил их похожими на тех женщин, каких встречал, выезжая на север с меновщиком Коллингсом. Те были, как правило, худыми и бледными, сухорукими, плоскогрудыми, с костлявыми лицами и глубоко запавшими глазами. Да и одеты они были чаще всего в вонючее тряпье, над ними вечно кружились мухи, в общем, деревенские женщины являли собой весьма плачевное зрелище.
Эти отличались от тех, как небо от земли. Аккуратное, ладно пригнанное городское платье, хорошо промытые и подстриженные волосы, округлые налитые тела, ясные глаза… Гельвард едва сумел скрыть удивление, когда понял, что они совсем молоды, его ровесницы или чуть постарше. В Городе о временно переселенных говорили как о зрелых женщинах, но эти-то были по существу совсем девчонки!
Вероятно, он таращился на них до неприличия, но они по-прежнему не удостаивали его вниманием. А ему никак не удавалось сладить со все крепнущим подозрением, что и эти когда-то ничем не отличались от обыкновенных деревенских оборвашек и лишь переселение в Город временно вернуло им здоровье и красоту, которые могли бы быть их неотъемлемым, пожизненным достоянием, не родись они в нищете.
Женщина-администратор коротко описала Гельварду каждую из них. Их звали Росарио, Катерина и Люсия. Они немного понимали по-английски. Каждая провела в Городе чуть больше сорока миль, и каждая родила по ребенку. Это оказались два мальчика и девочка. Люсия, родившая мальчика, не пожелала взять его с собой, ребенка оставили в Городе и воспитывают в яслях. Росарио, напротив, не захотела расстаться с сыном и забирает его. Катерине выбора не предоставили, разлучив с дочуркой насильно, но ей самой это, казалось, все равно.
Еще администратор предупредила, что, поскольку Росарио кормящая мать, ей следует без ограничений давать сухое молоко. Остальные должны питаться тем же, что и их провожатый.
Гельвард попытался дружески улыбнуться своим подопечным, однако те оставили его попытку без внимания. А когда он дал понять, что хочет взглянуть на малыша Росарио поближе, мать повернулась к нему спиной и демонстративно прижала ребенка к себе.
Говорить было больше не о чем. Три молодые женщины подхватили свои скудные пожитки и тесной группой двинулись по коридору. Кое-как втиснувшись вслед за ними в кабину, Гельвард направил ее вниз.
Женщины продолжали игнорировать его, болтая между собой на родном языке. Когда кабина достигла цели и перед ними открылся выход в темный туннель под Городом, Гельвард чуть не упал, взвалив на плечи всю неподъемную поклажу разом. Ни одна из женщин и не подумала ему помочь, они лишь следили за его усилиями повеселевшими глазами. Пошатываясь под тяжестью ноши, с грехом пополам ухитряясь не выронить то одно, то другое, Гельвард поплелся на свет, к южному выходу.
Яркое солнце ослепило его. Он сбросил тюки на землю и огляделся.
С тех пор как он выходил наружу в последний раз, Город снова переместился, и путевые бригады вовсю выкорчевывали рельсы. Женщины, заслонившись от солнца ладонями, озирались вокруг. Вероятно, они очутились на воле впервые с того самого дня, как попали в Город.
Малыш на руках Росарио залился плачем.
— Вы мне не поможете? — спросил Гельвард, кивая на тюки с пищей и снаряжением. Они уставились на него, то ли не понимая, то ли делая вид, что не понимают. — Хотите не хотите, а груз придется поделить.
Они по-прежнему не отвечали, тогда он присел на корточки и раскрыл тюк с синтетической пищей. Решив, что Росарио и без того тяжело, он разделил пищу на три части, вручил по пакету каждой из ее подруг, а третий запихал обратно в свой тюк. Люсия и Катерина с неохотой уложили пакеты в свои сумки, потеснив собственное имущество. Самым неудобным из разрозненных предметов была веревка, но ее удалось перемотать потуже и засунуть в тюк на освободившееся место. Стальные крючья и захваты он ухитрился втиснуть в другой тюк, поверх палатки и спальных мешков. Теперь ноша стала ухватистее, хоть и ненамного легче, и вопреки советам Клаузевица Гельвард испытывал искушение просто выкинуть большую ее часть ко всем чертям.
Малыш продолжал плакать, но Росарио это, по-видимому, не тревожило.
— Пошли, — бросил Гельвард, ощущая, что подопечные уже вызывают у него раздражение. Он зашагал на юг параллельно рельсам, и спустя какой-то миг женщины последовали за ним. Шли они все такой же тесной группкой, держась в нескольких ярдах позади него.
Ознакомительная версия.
