– Тогда мы все спишем за счет моей эксцентричности.
– Разве ты не хочешь убедиться, что есть еще на свете люди, способные понять тебя, и что я не одна такая?
Смех Мориса был тихим, но зловещим.
– Не будь такой наивной, девочка! Ты – это одно, остальные – совсем другое, и твои родители в том числе.
– Они все-таки мои родители, и я привыкла делиться с ними своими радостями и огорчениями. Как же мне хочется, чтобы ты тоже мог верить им!
Морис убрал руку, взглянул на Рея и неподвижно уставился в одну точку. Опять ловлю себя на мысли, что ни один человек не способен на такую абсолютную неподвижность. В этом есть нечто противоестественное, А впрочем, о чем это я? Морис сам – «нечто».
– Нет, Гленда, – заговорил он наконец. – За долгие годы я научился не доверять людям. Пока я просто кажусь им странным, ничего не происходит. Но как только тайная завеса приоткрывается, наступает взрыв эмоций, основанных на многовековых страхах и неправдоподобных поверьях. Согласен, основания тому есть, только не думаю, что за последние сто лет я заслужил чем-либо слепую предвзятость. Неоднократно я пытался наладить контакт с живыми, только заканчивалось это всегда одинаково. Один случай навсегда отбил у меня охоту заводить тесные отношения. Это было в тысяча девятьсот сорок втором году. Вторая мировая война, Европа оккупирована зарвавшимися экстремистами. Кучка шизофреников разрабатывает план мирового господства и не останавливается ни перед чем. Даже перед заключением договора с вампирами-«анархистами», почувствовавшими не просто безнаказанность убийств, но еще и покровительство самих же смертных. Они собирались группами, объединяясь в карательные отряды. Опьяненные безграничной властью, эти выродки уничтожали и себе подобных, тех, на кого была возложена миссия остановить БЕЗЗАКОНИЕ. Наверное, то был беспрецедентный случай, когда неживые приняли одну из воюющих сторон. Нельзя сказать, что все подразделения «чернорубашечников» состояли из вампиров, но последних хотя и можно было вычислить, остановить обычному человеку не представлялось возможным. Вампир способен передвигаться с быстротой мысли, растворяясь во тьме, сливаясь с тенями, и убить его практически нереально. Да и в голову никому не могло прийти, что порой это дело рук не просто жестокости, а НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ жестокости. Кровь была повсюду, земля пропиталась ею насквозь, ее запах кружил голову, и даже самые стойкие из нас срывались. Так получилось, что я был арестован и бежал из плена с одним датчанином. Его звали Хендрик Каух. Тогда он рассказал мне свою историю. Вся его семья – жена, сын и две дочери – были зверски убиты. Они жили на отдаленной ферме, и в тот злосчастный день, когда Хендрик уехал в поселок, нагрянули нацисты. Вернувшись, он увидел страшную картину. Не стоит вдаваться в подробности, но на одну деталь несчастный обратил внимание: у всех четверых шеи оказались разорванными клыками. Что навеяло его на мысль о вампирах, он и сам не понимал, однако терять ему было нечего и Каух отправился на поиски убийц. То там, то здесь он наталкивался на нечто подобное, но окончательно укрепился в своем мнении лишь тогда, когда собственными глазами увидел существо с огромными клыками, сосущее кровь у еще трепещущей в последней агонии жертвы. Почему я тогда подумал, что хочу помочь? А впрочем, цель у нас была одна, и пара лишних рук мне бы не помешала. Настроен он был решительно, но слепая ярость – плохой советчик, и ошибок он успел наделать намеренно. Откуда же несведущему человеку было знать все тонкости борьбы, в которую он вступил? В первую очередь необходимо было вернуться на ферму. И я ему об этом сказал. Если члены его семьи не умерли до конца, а перешли в другую степень существования, каково было проснуться детям в могиле, засыпанными землей, которая давила на них, сминала, выдавливала жизнь, землей, пропитанной незнакомыми запахами, с копошащимися в ней червями, личинками и всевозможными букашками? Но даже не это самое главное. Новые ощущения и неистовый, незнакомый голод заставят их выбраться на поверхность. А дальше что? Инстинкт сделает свое дело, и маленькие ненасытные чудовища начнут охотиться – безжалостно, бессмысленно, без разбора. Снова жертвы и вновь обращенные. Прочитанные над телами молитвы бесполезны, так же как сколоченный наспех крест. Хендрик слушал меня внимательно, то понимающе кивая, то задавая наводящие вопросы. А когда мы двинулись в путь, я наблюдал за тем, какая внутренняя борьба происходит в нем, ведь ему предстояло убить тех, кто совсем еще недавно был его семьей. Нам повезло, все четверо никуда не ушли, память прошлой жизни еще держала их на нажитом месте, и, хотя дом оказался полностью сожжен, вход в подвал был расчищен. Вторая половина дня, они спят. Хендрик не переставал удивляться, откуда у меня столь глубокие познания о мире вампиров, но, даже не получая исчерпывающих объяснений, продолжал прислушиваться к моим советам и наставлениям. По дороге, а мы продвигались, разумеется, только ночью, с большим трудом отыскали истинного священника. Теперь у него имелось все необходимое, в том числе саперная лопата и деревянный молоток для забивания кольев. Давно приспособившийся к жизни среди людей, я оставлял его на рассвете в надежном укрытии, а сам удалялся, чтобы успеть насытиться и без помех погрузиться в сон, пусть недолгий, но такой необходимый.
Он спустился в подвал, а я остался наверху. Не так просто убить себе подобного, тем более если он не заслуживает смерти. Но в ликвидации была серьезная необходимость, и Каух это понимал. Через некоторое время из-под земли донеслось детское хныканье. Девочка лет пяти. Затем рычание взрослого вампира. Вероятно, матери. Стоны, мольбы, угрозы, предсмертные визги и хрипы. Все было кончено. Когда Хендрик поднялся на поверхность, на нем лица не было. Я мог себе представить, что он пережил, но другого выхода на тот момент не существовало. Какое-то время мне казалось, что он откажется от дальнейшей борьбы, его замкнутость и отчужденность говорили об этом, но я ошибся. Долгих два года мы скитались в поисках зондер-команд, но нападали в основном на отдельные группы из трех-четырех вампиров. А нам нужен был основной отряд.
Я почувствовал их пристанище еще издалека. Отдаленный, спрятанный в чаще леса хутор охранялся обычными солдатами из людей. Необходимо было дождаться рассвета. Обычным способом с многочисленной сворой сытых вампиров справиться было практически невозможно, даже мне. Перед самым восходом я прошелся окрест, ликвидировав охрану и утолив жажду. Мне необходима была энергия. Первые лучи солнца стали сигналом к действию, но я был так слаб, что не мог двинуться с места. Мне необходимо было хотя бы полчаса, чтобы пережить самое тяжелое время суток. И все это на глазах у Хендрика. Он волновался, но не насторожился. Когда я смог подняться на ноги, мы пересекли лес и вышли к строениям. Логово располагалось в большом сарае. В нос ударил резкий запах свежевыпитых тел, в основном детских и женских. У меня кружилась голова, даже несмотря на то, что я был сыт. Тишина, стоявшая вокруг, звенела. Все спали. По моей негласной команде Хендрик принялся обливать деревянные стены бензином из канистр, прихваченных с собой. Я открыл одну из створок и вошел вовнутрь. Прямо у входа в беспорядке были свалены тела жертв. Кто-то был окончательно мертв, но кое-кто должен был проснуться. Редкое, едва различимое биение их сердец я слышал достаточно отчетливо. Преодолев преграду, я наконец смог увидеть тех, за кем гонялся так долго. Их было тридцать четыре, восемь из них новообращенные, троих я знал еще по Гражданской войне в Америке, они были старыми, могущественными и хитрыми, давно приговоренными к смертной казни. Остальные лезомбы, тзимиски, равны, салубри[3] всех возрастов. Короче, те, кто не входят в Камарилий[4]. Издав пронзительный крик, зов на языке ночи, который знают все бессмертные, я заставил всех очнуться от сна. Там, сзади, стоял Каух. «Поджигай!» – приказал я. И в этот миг один из старых прыгнул на меня. Молниеносное движение руки, и его сердце осталось в моих пальцах, а тело рухнуло к ногам. Началась борьба энергий: моя против их, объединенной. Напуганные, обезумевшие в предчувствии близкой кончины, они пытались раздавить меня мощной, энергетической атакой. Не будь я Мастером, меня просто разорвало бы в клочья. Одни падали обессиленные, остальные продолжали извергать импульсы. Прозвучало слово: «Мастер». «Поджигай же!» – рявкнул я, уже не пытаясь спрятать клыки. Огонь взметнулся сразу, языки пламени накинулись на сухое дерево с неистовством голодного зверя. Кто-то попытался выскочить, но это уже были пустяки, огонь и дневной свет добили бы его или Каух, который должен был следить, чтобы никто не сбежал. Огонь уже прорывался сквозь стены, набрасываясь на «детей тьмы». Среди более слабых началась паника. Но расслабляться было еще рано. И в этот момент раздался выстрел в спину. Серебряная пуля вонзилась в мою плоть, тягучая пульсация боли заставила содрогнуться. Ее сразу почувствовали, ожесточенные тени придвинулись ко мне, только отступать я не имел права. Воспламенилась крыша, створки ворот захлопнулись и тотчас загорелись. Теперь весь сарай был охвачен пламенем. Одежда на мне начала тлеть. Собрав иссякающие силы, я послал последний удар, ставшая безликой огненная масса издала тяжелый вздох и отступила. Сгоревшее сооружение вот-вот должно было рухнуть. Вот тогда я прыгнул через огонь наружу и получил еще одну пулю в грудь. За мной вывалился один из старых, он походил на пылающий факел, но даже пули его не остановили. Он навалился на Хендрика и, вдавив в землю, вцепился клыками в ключицу. Каух еще пытался отбиваться. Прокатившись по земле, дабы сбить пламя с одежды, я оторвал вампира от человека, отворачивая ему голову. Отобрав ружье и лопату, я поднял искалеченного спутника. Я не понимал, за что он так поступил со мной, обрекая практически на верную смерть. А человек, который еще сегодня утром считал меня своим другом, изрыгал проклятия мне в лицо, лихорадочно нашаривая крест в кармане куртки. Я схватил его за горло и приподнял над землей. Легкое нажатие пальцев – и он был бы мертв, смерть уже застилала его глаза, но я выпустил его. Отпустил на все четыре стороны. Еще один урок для меня.
