Ознакомительная версия.
Ранавалуны Кровожадной, бывшей первой жены, а потом, соответственно, первой вдовы славного короля Радамы. Путешественник жаждал египетских пирамид, но строптивая машина предлагала ему то дворцы и храмы Аюттхаи, построенной тайским правителем Раматибоди Первым в четырнадцатом веке нашей эры, то бестолковое сооружение вавилонской башни, то возведение первых небоскребов Нью-Йорка. Машину мотало не только по времени, но и по пространству, и довольно скоро Путешественник понял, что возвращение в родное время - проблема сложная. Вместо милого сердцу ландшафта его глазам представала то панорама строительства подземных городов, то искусственные острова отдыха в Тихом океане, а то и вовсе громадные купола голубых лунных поселений.
На остановке у плодоовощной базы Фиолетовый прервал свои излияния, потому что пустой доселе салон оккупировала развеселая толпа. Отличительными ее признаками были рабочая одежда, авоськи, битком набитые плодами и овощами, и возбужденное настроение. Толпа явно производила работы по оказанию помощи. Толпа поглотила Фиолетового Путешественника, толпа пыталась петь, и когда через несколько остановок она поредела, незадачливого странника в салоне уже не было.
Эдгар мысленно пожелал ему счастливого пути, проехал еще немного и, почувствовав, наконец, легкий голод, вышел в центре города и направился к ближайшей столовой под скромным, но поэтичным названием "Весна". Вернее, "Весной" величался ресторан на втором этаже, а на первом этаже располагалась точка общепита.
В точке общепита свободных мест почти не было. Бросив взгляд на столики, Эдгар обнаружил, что первые, вторые блюда и компоты популярностью у посетителей не пользуются. Популярностью пользовалось красное вино "Изабелла", продававшееся постаканно за стойкой в углу столовой. У стойки толпился народ. Зато вторая длинная стойка с борщами и шницелями была вполне доступна для пользования всеми ее благами. И Эдгар воспользовался.
Он поглощал шницель, запивая его компотом, и рассеянно поглядывал в окно. За окном шли люди. Континуум, по обыкновению, бурлил.
Люди шли по разным делам, совсем не задумываясь о своем месте во Вселенной. Не размышляя о причинах подозрительного молчания инопланетных цивилизаций. Хотя иногда в застольных разговорах всплывали вдруг обиды на инопланетян, не балующих нас своим вниманием.
Да, космос молчит. Ну а мы сами? Сами-то мы приложили усилия, чтобы нарушить статус кво? Можно ли считать настоящим стремлением к поиску братьев и сестер по разуму наше послание, направленное с "Пионером-10" сквозь космические пространства подобно тому, как Робинзон бросает в океан бутылку с запиской, не зная кто, где и главное когда ее обнаружит? И обнаружит ли вообще. Можем ли мы рассчитывать на успех, всего лишь однажды заявив о своем существовании посредством радиоволн, направив соответствующую информацию к шаровому скоплению М13? Да и о каком успехе может идти речь, если ответа приходится ожидать не ранее, чем через полста тысяч лет?
Мы ждем встречи с более мудрыми, но что если нет во Вселенной никого мудрее нас, и это другие ждут не дождутся весточки, ждут нас, чтобы перенять наши знания, ждут и уповают на нас, с надеждой глядя в звездное небо?..
Да, мы никак не можем найти следов Высшего Разума. Но, с другой стороны, может быть, наша Вселенная не более чем изящная безделушка на письменном столе какого-нибудь зазвездного гиганта, безделушка, сработанная им в часы досуга, субботним вечером. Кто знает?.. Мы бьемся над загадками мироздания, мы пытаемся разгадать природу вспышек Сверхновых, мы стараемся втиснуть в рамки придуманной нами гипотезы черных дыр какой-нибудь объект LМС в Большом Магеллановом Облаке, мы грезим единой теорией поля, а зазвездный гигант показывает наш дом, нашу матушку-Вселенную гостям, осторожно держа ее на ладони и весьма гордясь своей поделкой. Возможно даже...
- Грустишь, земляк? Плюнь, дальше еще хуже будет. Опыты, том первый, мысль сто сорок девятая. И не самая новая.
Похмельная Личность села, не дожидаясь приглашения, бережно поставила перед собой стакан с "Изабеллой", положила рядом закусочную конфету, сняла шапку и пристроила на коленях. В пальто ей, видимо, было удобней, чем без. Судя по отрешенно-блаженному виду ПЛ, три Эдгаровых рубля уже давно были пущены в оборот.
- Чьи опыты?
- Опыты горькой жизни, - отрешенно ответила ПЛ. - Моей жизни. Таков наш удел - искать и не находить, стремиться и не достигать. Это из первого десятка. То, что я понял еще тыщи две с половиной, а то и все три литров назад. Счастье - призрак и мы принимаем за счастье то, с чем давно примирились. Тоже из первых... - ПЛ отрешенно крутила стакан и все более впадала в меланхолию. - Всю жизнь надеешься на будущее, а оно, обманчиво далекое, незаметно превращается в настоящее и - не успеешь и удержать, приостановить, вглядеться - оборачивается далеким уже прошлым, и чем дальше, тем труднее обманывать себя бодренькими мыслями о том, что, мол, все еще впереди...
ПЛ хлебнула "Изабеллу", отведала конфету, страдальчески мотнула головой и пригорюнилась. Говорила она медленно, с запинками, то ли вспоминая, то ли под действием поглощенных напитков, и очень серьезно.
- Так и умирают все прекрасные мечты наивной юности, умирают, чтобы никогда не возродиться, потому что возрождаться могла только птица Феникс, но ведь жила она лишь в сказках... Том второй. И вообще все наши дороги кончаются тупиками. Поэтому когда его спросили, зачем он жил, он ответил, что жил, потому что жили все. Такой, мол, обычай - жить. Там пошептались и спросили, стоило ли жить? Он ответил, что, по его мнению, не стоило... Там переглянулись и вынесли приговор: вернуть его и заставить в наказание прожить еще одну жизнь...
Слегка опьяневший небритый человек лет тридцати в сером пальто грустно и туманно посмотрел на Эдгара, вздохнул и тихо добавил:
- Он вздохнул и пошел жить. Том четвертый, мысль предпоследняя.
- А последняя? - Эдгар подался к серому человеку, с каким-то напряженным, болезненным, мучительным вниманием вглядываясь в его рано увядшее лицо.
- Жить, когда тяжело - жить вдвойне. Думаешь, я всегда таким был? Господи!.. Помню, лет десять назад... Осенью, в темном небе - падающие звезды. Красиво... А теперь и звезды не те, земляк. Скажешь, это звезды падают? Ошибаешься, земляк. Помойные ведра с орбитальных станций выбрасывают. Абсолютно достоверно, сам читал. Так вот и живешь, как в слоеном пироге. Слой - работа, слой - мысли твои, думы твои, фантазии... Слой - воспоминания. Грустно, земляк... Да, а про сюжетец я не забыл. Дохленький такой сюжетец, но уж чем богаты. Ты только послушай, земляк, какой эпиграф: "Мы - забытые следы чьей-то глубины". Александр Блок. А? Да под такой эпиграф просто грех не написать что-нибудь этакое... - Серый Человек ссутулился. - А у меня вот ерунда какая-то получается. Дохленький, очень дохленький сюжетец...
Ознакомительная версия.
