Ознакомительная версия.
Зал, полный журналистов, взорвался эмоциями. Многие вскакивали, размахивали руками, что-то кричали; но король продолжал повторять в камеру:
– Немедленно верните мне сына.
Когда шум немного поутих, один из репортеров громко выкрикнул вопрос:
– Вы сказали, что принц, возможно, не проживет семь дней. Что Вы имели в виду?
– Позвольте мне ответить, – из боковой двери в зал вышел Касинда. Доктор прошествовал за стол и уселся рядом с королем. При взгляде на него Алана охватила жалость: руки старика дрожали, комкая платок, который он периодически подносил к глазам; выражение глубочайшего отчаяния на лице придавало ему совершенно раздавленный вид.
– Я отвечу на Ваш вопрос, – повторил он еще раз. – Дело в том, что у принца генетическая болезнь – синдром Феронды. Это фамильная болезнь всех Атонских королей. В обычной жизни она не проявляется никак, но стоит больному оказаться в закрытом пространстве, как у него начинает медленно подниматься температура, и если срочно не вывести его оттуда, нарастает тяжелый жар, на который не действуют никакие жаропонижающие средства. В течение пяти – семи дней человек умирает. Четыре предка принца погибли именно так. Вот почему окна во дворце Атонских королей сделаны огромными – от пола до потолка. Вот почему я всегда советовал Рилонде во время космических путешествий стараться хотя бы час-другой проводить у больших иллюминаторов…
Старик всхлипнул, прижав платок к глазам. Король накрыл его руку своей ладонью, пытаясь успокоить.
– Я прошу вас, тех, кто похитил принца… Пожалуйста, будьте же людьми… Верните нашего мальчика… Нам без него… – Касинда не закончил фразу, снова всхлипнул, поднялся и, пошатываясь, вышел.
Все зрители разом – и в зале, и в столовой «Галилея» оторопело затихли. Даже опытные журналисты от такого количества сенсационных заявлений не сразу приходили в себя, а у простых слушателей и подавно голова пошла кругом.
– Это означает, что сам факт плена может оказаться для принца причиной смерти, – в плотной тишине голос короля прозвучал особенно зловеще. – Верните мне сына, и я в тот же час отзову военные корабли. Других условий быть не может. У меня все, конференция окончена.
Экран погас. Люди сидели, не шевелясь, опустив головы, и каждый понимал, что чувствуют другие, и чувствовал то же – бессилие и страх…
– Я призываю вас всех не терять надежду, – Гильермо Санчес встал и попытался ободряюще улыбнуться. – Я уверен, что после такой пресс-конференции принца обязательно вернут отцу в ближайшее время, и все мы окажемся вне опасности. А сейчас предлагаю разойтись по каютам и спокойно ждать.
Земляне принялись медленно расходиться.
И потянулись они – дни ожидания. Первый. Второй. Третий. Четвертый…
В первые два еще витала надежда: казалось, вот-вот раздастся весть о возвращении принца, вот-вот распахнется наглухо задраенный входной люк «Галилея» и все станет как раньше – легко… Но чем больше кругов проходили стрелки на часах, тем яснее понималось – желанной вести не будет.
Казалось, в глазах людей мелькают цифры обратного отсчета: семьдесят два часа, семьдесят один… Ужас постепенно парализовывал и души, и тела: большинство землян уже просто лежали в своих каютах, неподвижно глядя в потолок и ни о чем не думая, потому что думать было страшно…
Точно так же замирала жизнь на четырех планетах: миллиарды людей, будучи не в состоянии заниматься своими обычными делами, молились, каждый своему богу, и ждали, ждали…
Наступил пятый день.
Алан не мог лежать – словно маятник, он бродил взад-вперед по зимнему саду, по обзорной площадке – по местам, где еще недавно был так счастлив с друзьями. Да, и тогда он знал, что это ненадолго, но разве мог предположить, что все закончится вот так?!
Возможно, он тоже боялся бы собственной приближающейся смерти, если бы не мысли о Рилонде…
Это благодаря Рилонде он больше не чувствует себя одиноким и беспомощным. За несколько недель Рилонда сделал для него, обычного землянина, столько, сколько никто не делал за всю жизнь. В памяти отчетливо всплывали картины: вот принц одной-единственной уничижительной фразой ставит на место зарвавшегося Фаттаха, вот он с улыбкой говорит миссис Хорн: «Я прошу Вас не увольнять этого юношу», вот помогает ему познакомиться с Энитой… Благородство и простота – простота великого человека. И ему, Алану, повезло стать другом этого человека…
Пятый день. Жив ли он еще? – единственный вопрос, имеющий значение. Если представить, как он лежит в каком-нибудь тесном помещении… Тяжелое тело, горящая голова и боль… Нет, не может быть, чтобы все оборвалось так нелепо, так чудовищно несправедливо! Если бы только знать, где он сейчас, Алан прорвался бы через все преграды! Если бы знать? Но ведь… Но ведь это можно узнать! Можно хотя бы попытаться…
Озарение ослепило одновременно с яростной досадой: как он мог не догадаться раньше? Ведь вергийский звездолет – вот он, в паре километров, тут же, на космодроме, а у него есть Ник!
Он помчался в грузовой отсек, отвязал Ника. Судорожно нащупал на пульте возле иллюминатора нужные кнопки: сначала отключение сигнализации, затем открытие. Толстое стекло медленно опустилось вниз.
– Ну, давай, Ник, пролезай. Давай-давай, надо, – он мягко подтолкнул ларка.
Ник помотал головой, подпрыгнул, чуть распустив крылья, уцепился лапами за проем и ловко выскользнул наружу. Обрадованный Алан по небольшим выступам на стене тоже добрался до иллюминатора и перевалился через край прямо на его спину.
– Сначала к Дайо с Энитой, – он обнял ларка за шею. – Лети, Ник.
Ник взял курс на эйринский звездолет, расположившийся в дальнем углу космодрома. Откровенно говоря, Алан плохо представлял себе, как отыщет каюту друзей в этом сложном нагромождении отсеков шарообразных, эллипсоидных и конических форм, и уже обдумывал, как бы аккуратно заглянуть во все окна по очереди, но, подлетая к кораблю, увидел – из открытого иллюминатора в правой верхней сфере, высунувшись по пояс, ему машет Дайо.
– Я вас еще издалека заметил, – Дайо помог влезть внутрь, в каюту, сначала Алану, затем Нику. – Как ты решился на такой риск?
– Сидеть и ждать – еще хуже, – ответил Алан, спрыгивая на пол и тоже втаскивая Ника.
Из кресла в глубине комнаты поднялась Энита. На ее побледневшем, осунувшемся лице, казалось, остались одни глаза. Сердце Алана защемило; захотелось обнять ее, прижать к себе, защитить, успокоить… Но он, разумеется, не посмел, лишь поднял по-эйрински руку ладонью вперед.
Ознакомительная версия.
