Весь этот расклад не нравился Клюкину. Ни одна из версий не была достаточно достоверной и полноценной. Чего-то не хватало в этих рассуждениях.
Он попытался записать свои рассуждения на листке бумаги — все равно нужно было ждать, пока подъедут напарник и эксперт. Но от этого ничего не изменилось. По-прежнему или не хватало звеньев, или одно из них было слишком слабым.
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он взял трубку. Это звонил майор Батищев из отделения.
— Алексей? Ты? — отрывисто спросил он.
— Да.
— Слушай, дурдом! Звонил твой напарник. Гершензона убили.
— О… твою, — выругался Клюкин. — Как?
— Застрелили. Помнишь это дело Сулейманова?
— Ну.
— Так вот, там его брательник. Похоже, что он и застрелил. И сам он тоже там мертвый. Не знаю, почему он умер, мне не сказали. В общем, твой напарник торчит там, послать мне некого, я сам здесь один сижу. Господи, дожить бы до утра, а там приедут из областного центра. Кто знал, что у нас начнется ночь кошмаров! Короче, жми в лабораторию, попробуй определиться на месте. Экспертиза теперь у нас не скоро будет, сам понимаешь.
— Ладно, но в театре никого не останется… хотя черт с ним! Бегу в лабораторию.
— Поосторожнее там. Пушка есть?
— Есть.
— Ты знаешь что… хотя ладно. Давай.
Клюкин вышел на улицу и быстро зашагал к лаборатории. Он понимал, почему запнулся на последней фразе майор Батищев. Клюкин знал от одного из осведомителей, что Гершензон не совсем чист на руку и что его можно иногда «уговорить». Такие же слухи ходили и о майоре. Возможно, они спелись и теперь эта падла боится, что всплывет что-нибудь, подумал Клюкин. Концы с концами в его рассуждениях плохо сходились и без Гершензона, теперь Алексей вообще ничего не понимал. Конечно, можно не приплетать к странным событиям в театре убийство старика-эксперта, но когда в течение одной ночи погибают люди, связанные между собой, просто о совпадениях говорить трудно. Скорее всего, тут должна быть какая-то логическая связь, стиснув зубы, подумал Клюкин, но события идут так быстро, что не успеваешь все обдумать. Быть может, если бы удалось что-то сообразить, можно было бы избежать хоть этого убийства. А сейчас никто не может гарантировать, что преступления на этом прекратятся.
Патрульная машина стояла рядом с лабораторией, Саша — напарник Клюкина — беседовал со сторожем. Клюкин вошел, поздоровался, уловив страх и смятение в глазах старика.
— Картина схожая, — сказал Саша, — сторожа оглушили электрической дубинкой. Тип по описаниям тот же. Гершензон беседовал с братом Сулейманова, помнишь его?
Клюкин кивнул.
— Этот в сером плаще вошел, ну а что там произошло, пока непонятно. Оба мертвы, и Гершензон, и Сулейманов.
Гершензона застрелили — скорее всего, это сделал Сулейманов, а его самого, похоже, ударили током — вроде как Власова, только поразили наверняка.
— Понятно. Гершензон сам попросил вас пропустить к нему Сулейманова? — обратился Клюкин к сторожу.
— Сам, сам, — зачастил старик. — Говорил, он придет, время сказал — полчетвертого, ждал он его. Вот. А этот, в плаще сером, говорит: мне нужен Гершензон.
— Подробнее расскажите. Итак, в половине четвертого пришел Сулейманов. Сколько он пробыл там, прежде чем пришел Серый?
— Минут десять — пятнадцать, не больше.
— А давно ушел этот Серый? Или вы были без сознания? Ведь время сейчас… почти половина пятого.
— В четыре он вышел, без пяти четыре, я видел, — сказал старик. — Побоялся я, товарищ капитан, останавливать его. Убил бы он меня.
— Да нет, это правильно. Значит, он пришел примерно без четверти четыре и пробыл там минут десять?
— Да-да.
— Позвонили вы сразу, как только он вышел?
— Да.
— Мне сообщили пять минут пятого, — сказал Саша, — ехал я минуты три, не больше. Но никого не встретил.
— Может, и к лучшему, — хмыкнул Клюкин. — Похоже, этот субъект может «замочить» без проблем.
— Страшный он, — вдруг сказал старик. — Будто из могилы вылез. Ох страшный.
— Ладно, попробуем разобраться и загнать его обратно. У Гершензона часто бывали ночные гости?
Старик сглотнул слюну, готовясь, видимо, соврать и при этом лихорадочно размышляя, чем это чревато.
— Только честно и быстро отвечай! — резко сказал Клюкин. Сторож вздрогнул:
— Бывали…
— Он платил вам за то, чтобы молчали?!
— Угощал… спиртом. Немного…
— Понятно. Пошли в лабораторию, Саша. Если кто-то появится, сразу зовите, — сказал Клюкин сторожу и вместе с напарником прошел в лабораторию. — Ты ничего не трогал? — спросил Клюкин.
— Нет. Посмотрел только. В Гершензона две пули всадили, обе в голову.
— Угу. — Клюкин наклонился над стариком. Зрелище было не для слабонервных. Потом подошел к Сулейманову. — Ладно, — сказал он, — эксперта мы скоро не дождемся. Хоть посмотрим, сколько раз он стрелял.
Клюкину пришлось силой разжимать пальцы Сулейманова, скованные судорогой. В обойме оставалось пять патронов.
— Скорее всего, три раза. Может, он и попал в этого Серого. Вот что, Саша, звони Батищеву, пусть объявляет розыск по всем постам. Похоже, что этот тип не собирается снимать плащ и шляпу — видно, он лицо скрывает, а летом такая одежда привлечет внимание. То есть сообщи приметы — рост и одежду, примерный возраст лет сорок — пятьдесят. Ну и все, пожалуй. Давай.
Саша вышел из лаборатории. Клюкин постоял посреди комнаты, подошел к столу. Аккуратно сложенные папки, горящая лампа, удобное кресло, пишущая машинка. Старику собирались подарить компьютер, но так и не успели, подумал Клюкин и почему-то почувствовал жалость, хотя недолюбливал Гершензона. Старик был работяга, профессионал — таких Клюкин уважал, — но он иногда клал свою гирю на чашу весов преступного мира, и система правопорядка проигрывала. Таких немало, понимал Клюкин, может быть, они уже в большинстве. Но черт с ним, прервал он свои меланхоличные раздумья. Его убили. За что? Не договорился о цене? Или Сулейманов с самого начала предполагал с ним расправиться? Гершензон пошел на шантаж? Это на него не похоже. И при чем тут этот Серый? Клюкин смотрел на второй стол, заставленный приборами и химической посудой. Что-то там было не так. Ага, вот что. Обычно старик тщательно прятал все приборы, считавшиеся дорогими или редкими, в сейф. Сейчас один из них лежал на столе. Старик не успел его спрятать. Клюкин подошел ближе, разглядел лежавший в футляре прибор. Это был счетчик Гейгера.
Радиоактивность! Клюкин совсем недавно слышал это слово. И тут он вспомнил: «Дело в том, что оно может быть радиоактивным». Это были слова Гершензона. Он сказал их, когда Саибов предложил ему забрать и исследовать зеркало, подозрительно гудящее теплое зеркало. А если все дело в нем, а если у Руслана перед его окончательным «сдвигом» сработала интуиция, произошло озарение? Значит, это не зеркало, а некий прибор. Для кого-то очень ценный. И за ним охотятся!
