Ярослав Вейс - День на Каллисто. Сборник научно-фантастических произведений

— Вы знали моего отца? — спросил Алан.

Его глаза встретились с чистыми и беззлобными серыми глазами незнакомца. Алан с удивлением заметил, что в них блеснула слезинка.

— Знал ли я его? Дорогой мой мальчик, да я знал его как родного брата. Генри и Джимми — эти имена были известны всему Гейдельбергу. — Толстяк, сморкнувшись, смахнул ребром ладони слезы, он и не стыдился их. — Мы вместе учились, потом долгое время переписывались, вплоть до войны…

— Так вы…

— Ох, простите, среди этих дикарей человек отвыкает от этикета, — незнакомец вскочил и поклонился, — профессор Генрих Тейфель собственной персоной.

И тут Алан вспомнил это имя. Да и можно ли было забыть о письмах на добротной толстой бумаге, которые отец получал из Германии? «Вот чудак, — говорил отец, читая очередное письмо Тейфеля. — Одаренный человек, талантливый натуралист, но какие бредовые идеи!» Близилась война, Гитлер все громче бряцал оружием, а Тейфель в своих письмах без устали твердил о непревзойденности фюрера. Дело кончилось тем, что Джеймс Брэкфорд постепенно прекратил с ним переписку. С той поры Алан ничего не слышал о Тейфеле.

— Отец о вас много рассказывал, — осторожно начал он.

— В самом деле? — толстяк оживился. — Иначе и не могло быть. Вы-то своего отца в Гейдельберге не знали. Признаться, любитель был винца: за вечер спокойненько мог выцедить несколько бутылок мозельского. А вот к пиву не привык, видно, оно не пришлось ему по вкусу. Мне он не верил, чудачина Джим, — с грустью произнес он. — Да, герр Брэкфорд, ваш отец был редкой души человек, выдающийся ученый, но старому другу не верил, нет. Вы тоже энтомолог, пошли по стопам отца?

— Нет, это мой коллега энтомолог, — Алан указал на Спенсера, — я занимаюсь ботаникой.

Спенсер улыбнулся и протянул Тейфелю через стол могучую ручищу.

— Простите меня, профессор, за такой прием… И забудьте о пистолете.

— Об этом больше ни слова, — Тейфель замахал руками и снова обратился к Алану: — Собственно, а что вы тут делаете?

— Пожалуйста, я отвечу. Я занимаюсь сбором интересующих меня растений и по совместительству исполняю обязанности компаньона, — Алан кивнул в сторону Спенсера, который громко рассмеялся.

— Видите ли, я захватил Алана в качестве проводника. А он до сих пор никак не решит, не свалял ли он дурака.

Алан помрачнел. Тейфель переводил взгляд с одного на другого. Вдруг он взглянул на часы, вскрикнул и выскочил из-за стола, отдав какое-то приказание своим людям. Двое индейцев тотчас скрылись в лесу, но минуту спустя появились снова, таща за собой громоздкий ящик.

— Прошу меня извинить, — проговорил Тейфель.

Не выслушав ответа, он раскрыл ящик и с величайшей осторожностью вытащил оттуда прибор, напоминающий миниатюрный передатчик. Алан не разбирался в радиотехнике, поэтому не мог бы с уверенностью утверждать, что это передатчик. Профессор принялся крутить многочисленные ручки, передвигая стрелки, то удлинял, то укорачивал металлические прутья, торчащие из аппарата подобно иглам дикобраза.

Что же касается Спенсера, то он не спускал глаз с Тейфеля, следил за каждым его движением. Как охотничья собака, идущая по следу, Спенсер шагнул к столу, но тотчас получил от профессора увесистый тумак. Спенсер выругался, схватился за пустую кобуру, но тотчас опустил руку, встретив неподвижный взгляд черных глаз — индейцы были на страже.

В аппарате послышался свист, невнятный шум. Нажав какую-то кнопку, профессор склонился к карте, которую принесли индейцы. Он что-то выверял по ней, делая пометки карандашом, потом, посмотрев на часы, снова принялся манипулировать ручками и кнопками. Наконец он облегченно вздохнул: аппарат был настроен.

Все также ничего не объясняя, Тейфель поставил аппарат на прежнее место, сложил карту и убрал ее в ящик, который его слуги осторожно отнесли поближе к лесу. После этого он отдал какие-то приказания, и тотчас же индейцы принялись возводить палатку почти вплотную к палатке Алана.

Тейфель с наслаждением потянулся и задымил трубкой. Он завел разговор о событиях прошедшей ночи и нашествии муравьев. Профессора заинтересовали слова Алана о том, что муравьи, не тронув ничего на его половине лагеря, уничтожили палатку Спенсера.

— Выходит, герр Спенсер, насекомые не питают к вам особой симпатии, — пошутил профессор, но его шутку не поддержали. Спенсер что-то пробурчал себе под нос.

— А вам не приходило в голову, господа, что насекомые — это пришельцы с других планет?

Алан вежливо улыбнулся.

— Диву даешься, сколько различных видов животных существует в биосфере. Можно смело утверждать: одни живые организмы живут за счет других, один вид определяет жизнь другому. Взять, например, растения. Не будь у них способности преобразовывать неорганические вещества в органические соединения, на Земле не смогли бы продержаться ни позвоночные, ни насекомые, пока не появился бы иной вид, способный развиваться независимо от этих условий, — тут профессор даже слегка подпрыгнул. — Пока не начали бы пожирать друг друга. Впрочем, до известных пределов. В этом, скажу я вам, насекомые не отстают от позвоночных.

— По-моему, профессор, вы сгущаете краски, — заметил Алан.

Но, видимо, Тейфель сел на своего любимого конька.

— Представьте себе на минуту, — хихикая, продолжал он, — как нас оценивают насекомые, нас, венец творения живой материи. К примеру, как они относятся к нашим почти не сохранившимся инстинктам, длительному поиску и выбору самки, к созданию гнезда и борьбе за существование среди таких же убогих, обделенных особей.

— Но разве допустимо такое сравнение? — Алан был потрясен.

— А почему бы нет? С биологической точки зрения насекомые — высокоорганизованные живые существа, а некоторые их виды, например муравьи, не изменились за миллионы лет эволюции. Поэтому их смело можно считать первопроходцами нашей планеты. Разумеется, позвоночные во главе с человеком ушли от них намного вперед, но этот прогресс только кажущийся. Конечно, наша нервная система и мозг невероятно, просто-таки фантастически справляются с непредвиденными обстоятельствами в экстремальных условиях, которые порой случаются в нашем беспокойном мире. Но такое совершенство приобретается дорогой ценой в процессе продолжительного и напряженного обучения в детстве и отрочестве. Да, да, господа, мозг у нас совершеннее, чем у насекомых, но если бы не эта деталь, то не берусь предсказывать, не берусь…

Спенсер посмотрел на мертвый лес на другом берегу реки. Профессор поймал его взгляд.

— Да, наша планета на волоске от гибели, может случиться — она станет яблоком раздора между насекомыми и человеком: ведь насекомые нуждаются в растениях, а не в человеке. Человек для них — лишь Filaria Baucroiti или иной страшный паразит. Поэтому-то они его уничтожают.