- Это и есть твоя сестра, Марта?
Марта кивнула, и ангорская кошка, промурлыкав нечто вроде "Очень приятно", представилась:
- Ираида, присоединяйтесь к нам, мы читаем стихи!..
Эльжбета с Мартой приблизились к небольшому кружку, в центре которого изящный страус с черной бабочкой на тонкой шее и в пенсне со шнурком, чуть покачиваясь, читал:
Они так быстро перешли на "ты",
Они так скоро стали неразлучны,
Что даже Смерть, любовью той измучась,
На свет вернула их из темноты.
Любовь не терпят. Против них войну
Ведут, злобясь, рассудок, мор и горе,
Но тщетно. Их любви не утихает море,
И лишь любовь Бог ставит им в вину...
Ангорская кошка Ираида смахнула кажущуюся слезинку и томно вздохнула, а Марта уже потащила Эльжбету к философам, а от них к художникам, и в каждом кружке велись необыкновенно интереснейшие беседы, и все было ново, неожиданно и ошеломляюще. Перед Эльжбетой вдруг распахнулся неведомый мир, словно она из темницы шагнула на свет, и он ослепил ее своими красками. И когда неслышно в конце дня к ней подошел Азриэль и спросил ее, интересно ли ей здесь, Эльжбета тотчас кивнула, и алый сок жгучего стыда залил ее щеки.
- Вы, конечно же, имеете право в любую секунду покинуть этот дом, я не удерживаю вас, - сказал он, чуть наклонив голову. - Хотите это сделать сейчас?..
Она задумалась и, сама того не желая, произнесла:
- Нет, не хочу!.. Можно, я погощу у вас немного?.. - добавила она, но со второй частью фразы Эльжбета уже согласилась полностью, и Азриэль, поклонившись, отошел в сторону..."
- Странная сказка, - нарушив чтение, пробурчал Алик.
Петухов-отец недоуменно взглянул на Машу и Лаврова.
Он заглянул в конец и с радостью обнаружил, что до конца еще слишком далеко.
- Ну что, может быть, хватит? - спросил он. - Чем там кончается?!
- Там дальше еще интересней! - ответила Маша. - Эльжбета выходит замуж за Азриэля, и только тогда он решается отпустить ее в родной дом. Она возвращается и видит похоронную процессию: это хоронят ее отца. Она плачет, проводит в фамильном склепе целую ночь и ночью слышит голос отца, его душа говорит с нею. Он рассказывает ей правду об Азриэле, который держит у себя множество дочерей почтенных отцов, часть которых он превратил в животных, часть околдовал, как ее, и что в старинных книгах будто написано, что только ей под силу сокрушить его чары. И он просит ее вернуться в свою девичью комнату. Она приходит туда, а там сидит маленькая старушка, которая была нянькой еще его отца. Эта старушка дает ей волшебный напиток, старое веретено, клубок ниток и острую спицу. Эльжбета выпивает напиток, чтобы стать невидимой. Пробирается в замок. Нитями клубка обвязывает всех пленников, а из оставшейся шерсти вяжет шапочку, которую ночью надевает на Азриэля, потом колет его острой спицей, и ток его страшных сил по шерстяной нитке идет из него к пленникам, они освобождаются от злых чар, а он остается без своей магической силы, превратившись в сморщенного старикашку... Так страшно читать, когда она ночью крадется к нему, как она надевает на него шапочку, как он просыпается, они борются, он уже чуть не убивает ее, но в последний миг ей удается уколоть его спицей и происходит это невероятное превращение!.. Я помню, мне в детстве бабушка читала, я вся дрожала от страха!.. захлебываясь от возбуждения, пересказала сказку Маша.
- Я даже не слышал об этой сказке!.. - хмыкнул Алик. - Как она называется?..
- "Замок с превращениями"...
- А кто автор? - спросил он.
- Автора нет... Это средневековая история, нашли ее недавно в каких-то богословских книгах... Предполагают, что написал какой-то монах, переписчик старых книг. Написал втайне от всех...
- Прекрасная сказка! - вздохнул Петухов-отец. - Странно, что я в детстве тоже ее не читал!..
- Ее просто кашли недавно, поэтому ты и не читал!
Петухов-отец задумчиво покачал головой.
- Я все-таки ее дочитаю! - проговорил он, забрав книжку, и ушел к себе в кабинет.
- Ты думаешь, все это правда? - помолчав, спросил Алик.
- Я думаю, все это могло быть, - ответила Маша.
В эту секунду в наступившей тишине раздался звонок, и Маша с Лавровым вздрогнули. Маша пошла открывать дверь. На пороге стоял Азарий Федорович Крюков.
Глава 19
Анна Мандоне становится помощником Азриэля
Ночью Крюков имел обстоятельный разговор с Грымзиной. Последняя повинилась во всем, предоставив Крюкову и копию своего отчета, где Великий Маг представал вне всяческих подозрений. Азарий Федорович подумал, что такой благополучный отчет о нем будет даже желательнее, нежели его протесты.
- Вы, чернушники, видите романтику в том, чтобы кого-то скомпрометировать, избить, что-то украсть, и сами не понимаете того, что все эти методы только закаляют людей. Ибо, потерпев поражение, человек качает мышцы, готовит себя к отпору и подчас у него это неплохо получается... - мудрым тоном наставника говорил Крюков Грымзиной, которая, точно школьница, сидела перед ним на стульчике, теребя оборку выходного платья. - Лет двести назад я пришел к выводу, что пора кончать вести дела таким образом, и создал отряд Тихих, отличавшихся мудростью... Они не задирались на улицах, не вламывались в квартиры, а потихоньку изучали людей, их нравы и умело использовали эти знания. Оказывалось гораздо легче натравить людей друг на друга, их самих заставить грабить, убивать друг друга, гораздо эффективнее, используя людские слабости, рушить могучих колоссов, против которых и с бандой выходить опасно. И мне есть чем гордиться в этой области. Сейчас все правление СТД - мои ученики... Азриэль вдруг горько усмехнулся, и глаза его вспыхнули черным пламенем. Но ученики не любят, когда учитель живет слишком долго, они сами хотят быть учителями, поэтому я и удалился от дел, чтоб не мешать им, а им все равно неймется, и, видимо, сам факт моего существования их так сильно волнует, что они не могут творить зло спокойно...
Азриэль увидел горящие глаза Грымзиной, ее нервно подрагивающие пальцы и подумал, что в юности Грымзина была довольно сочной милашкой и порядочной ведьмой, вскружившей головы не одному легиону распутников. И сейчас еще энергии у нее хоть отбавляй, любой девчонке она сто очков форы даст, ибо нет ничего соблазнительнее невинных глазок, застенчивой улыбки и этакого нервного перебирания пальчиков, в которых уже накапливается сок будущей страсти.
- Из тебя бы мог выйти отличный "тихушник", - задумчиво сказал Азриэль, не сводя с нее глаз. Грымзина вспыхнула и дряблые щеки ее разрумянились. Жаль, что я раньше не знал ее, вздохнул про себя Азриэль, и мысли его снова унеслись к Эльжбете... Нет, он никогда не был пьянен медным телом восточных рабынь, их бешеной страстью, жесткими, черными скрученными змеиными волосами, что-то дьявольское было всегда заключено в хрупких сосудах их души, колдовское и роковое... Он приходил в неизъяснимый трепет от белого мягкого тела, от некоторой холодности и отчужденности взгляда, ему доставляло огромное удовольствие созерцать, как медленно приходит в кипение страсть равнинной девы, ибо он сам был таков. Боже, о чем он думает в его-то лета!
