Секара, не снижая скорости, просунул машину между фургоном и высоким парапетом тротуара. Без звука и содрогания.
Налево. Сколько же еще проработает мотор? Минуту?
Больше? Насколько больше?
Сразу три патрульных машины сзади. Конечно, чертовы копы вызвали поддержку.
Почему я тогда не остановился? Что-то неприятно знакомое померещилось в жестах и чертах констебля, поднявшего жезл:
Паника. Паника. Просто паника.
И вот теперь — всё. Тупик. И — одновременно — задергался мотор.
Секара, не теряя и доли секунды, распахнул дверь и выскочил из еще не остановившейся машины. Повел — скорее, взмахнул
— взглядом вокруг. Дальше пути было три: по пожарной лестнице на крышу высокого и слепого, без окон, здания; через бетонный забор; по виадуку, ведущему за забор, в сторону залива, но не видно куда:
Две патрульных машины тормозят юзом, разом отрезая пути и на крышу, и к забору. Четверо выскакивают, бросаются к нему:
Форма баклажанного цвета и нечеловечески плавные движения. И бледно-салатные лица с провалами вместо глаз.
Это просто сон, подумал кто-то в Секарае. Это просто ночной кошмар. Я скоро проснусь:
Но проснуться он не мог вот уже скоро полгода.
Значит — надо продолжать вести себя. Хоть как-нибудь.
И он повернулся к нападающим.
Секара примерно знал, кого копы видят перед собой. Мужчина лет пятидесяти, белый, с лицом изможденным — того землистого оттенка, который выдает смертельно больных.
Узкие плечи и тонкие руки. Никакой не соперник для четверых сытых, плотных, обученных и отважных полицейских:
Хороших парней. Очень не любящих плохих парней.
Обходящихся с ними круто.
Стой! Руки на стену! Расставить ноги!
И — взмах дубинки:
Рука сама идет назад, перехватывая плотную палку посередине. Рывок, хруст. Кажется, полицейский кричит.
Раскрытая светящаяся пасть и оливкового цвета зубы.
Удар в ответ. Звук ломающейся челюсти. Липкие нити повисают в воздухе.
В этих нитях запутываются и начинают барахтаться полицейские. Им-то кажется, что они бегут и дерутся:
Секара взмахивает дубиной. Еще один коп складывается пополам.
Но — за спиной протяжный звук. Это тормоза. Конечно, была же еще и третья машина, и четвертая:
Он бьет почти наугад и поворачивается. Чтобы бежать.
Бежать. Бежать. Отныне и до конца жизни — только бежать и бежать:
На пути — пухлощекий коп. Губы дергаются. В руках какая-то коробка. Шокер. Ну да. Вылетают и втыкаются в грудь Секара два медных наконечника. За ними тянутся провода. Удар тока воспринимается как острый холод — будто плеснули из ведра воду со льдом.
Он выдернул наконечники, бросил. Выражения лица полицейского понять нельзя, но Секара догадывается, что он сейчас должен испытывать.
Пользуясь секундной оторопью, он отшвыривает двоих со своего пути и бросается к виадуку.
— Стоять! — крик в спину. — Я вооружен! Я стреляю!
Ступени волнисто стелются под ноги. Две трети пути вверх:
Удар по спине — доской с размаху. И сразу — будто бы нет правой руки. Секара уже наверху. Под ногами железнодорожный путь, ведущий на причал, настил кончается перилами, лестницы уходят вправо и влево. А впереди — совсем рядом! — берег.
Рывок. Изо всех сверхъестественных сил. Только бы выдержали перила: толчок!
Пролететь надо почти сорок футов. С примерно такой же высоты.
Да! Да! Да! Это полет. Медленный точный полет.
Кажется, что кромка причала задевает пятки, спину, затылок: нет, конечно же, кажется. Он входит в воду — как хороший прыгун с вышки — без всплеска.
Дно. Вязкое захламленное дно. Вверху — словно тонкий слой нервной разлитой ртути.
Секара чувствовал, как выходит из пробитого легкого воздух.
Не страшно. Лишь бы не нашли по пузырькам:
Маккэфри трясло. Он никогда не отличался хладнокровием, а то, что произошло сейчас, выбило бы из колеи любого, даже самого толстокожего:
— Сержант! Сержант! Вы же слышали, я ему кричал! Я его предупреждал:
— Я слышал: — сержант Броуди оглядывался по сторонам. — Я слышал, не беспокойся. Что же это за черт?…
— Я видел, как попал! У него лопнула рубашка на спине: а до этого он просто выдернул из себя электроды:
— Ну, шокер мог и не сработать, конечно. Но я никогда не слышал, чтобы не сработал тридцать восьмой.
— Какое — не сработать, сержант! Там просто полыхнуло. Я испугался, что он изжарится, как на стуле. А он просто выдернул электроды:
— Постой ты про электроды. Если ты в него попал — а я видел, что попал — то тут должно быть кровищи, как на свинобойне.
Ты что-нибудь видишь?
— Ни пятнышка.
— То-то и оно. Дохляк, который одному полицейскому ломает челюсть, второму ребра, третьему руку. Ты в него шокером засадил — все равно что посветил фонариком. Потом вмазал из тридцать восьмого — после чего он пробежал почти сто ярдов быстрее Карла Льюиса, которому захерачили в задницу стручок мексиканского перца, и прыгнул: Слушай, а может быть, это был стеклянный гоблин? Может быть, он разбился в мелкую-мелкую пыль?
— Я видел пузыри на воде.
— Это же бред, Маккэфри. Ты чувствуешь, что это бред?
— А кто из нас бредит?
— Наверное, я. Потому что если бы бредил ты, то у меня были бы рога и копыта: Ладно. Мы все видели оба и в случае чего будем лежать в одной палате. Пошли докладывать начальству:
: Кукла между тем продолжала убивать.
Агент Скарлет наконец дозвонилась до напарника. Волф снял трубку:
— Oоо! Еще! Еще! Oооооо! — донеслось до Скарлет. Она отняла трубку от уха и уставилась на нее в ужасе. До сих пор Волф женщинами не интересовался:
— Волф! Что это?
— Ох, извини, сейчас я уменьшу громкость, — голос Волфа тоже был громоподобный. — Так нормально?
— Да:
— Я изучаю порнографическое видео. Думаю, что в нем имеется сильное инопланетное влияние:
— Э: видишь ли, Волф:
Девочка сказала капризно:
— Я просила шоколадное, а не ванильное!
Кукла-убийца открыла глаза.
Мороженщик изменился в лице. В тот же миг рот и нос его были залеплены огромным комом мороженного:
— Так вот, — продолжала Скарлет, — я вижу серьезную проблему: Кукла продолжает убивать дружков своей хозяйки.
Мне нужна твоя помощь. Сегодня вечером я пойду ее брать.
— М-м: Не получится. Видишь ли, сегодня вечером я исследую стриптиз-клуб на Сорок второй улице. Там ощущается явное инопланетное влияние.
— Но кукла убивает парней! Что же мне делать?
— Главное — не забудь вовремя раздеться.
— Что?
— Когда пойдешь ее брать, надень бикини.
— Но почему?
— Боже, Скарлет, неужели ты правда до сих пор ничего не поняла? Кукла убивает парней! Ты что, совсем не помнишь инцидент с той куклой-лесбиянкой в Милуоки в сорок втором году? Стань для нее привлекательной, и тогда она не будет воспринимать тебя как угрозу:
