– Согласна. Для начала давайте вернемся в дом и обсудим это.
– А как со всеми остальными?
– Мы не можем сделать для них много. Они в смущении, но с ними все в порядке.
За стеной павильона киностудии стоял маленький грузовик, на котором Штайфломайс привез своих сторонников. Машина Фаустафа стояла рядом. В ней обнаженная девушка тянулась к дверям и барабанила в окно. Увидев их, она опустила стекло.
– Что за чертовщина происходит? – спросила она с бруклинским акцентом. – Это кинднэппинг или что-то еще? Где я?
Фаустаф открыл дверцу и выпустил ее.
– Господи! – сказала она. – Что это – нудистский лагерь? Мне нужна одежда.
Фаустаф показал на главные ворота студии.
– Вы найдете там что-нибудь, – сказал он ей.
Она посмотрела на очертания зданий компании “Саймон”.
– Вы делаете фильмы? Или это одна из голливудских вечеринок, о которых я слышала?
Фаустаф хмыкнул.
– С такой фигурой, как у тебя, ты могла бы сниматься в фильмах. Иди и смотри, чтобы никто не запачкал тебя.
Она презрительно фыркнула и пошла к воротам.
Гордон Огг и Нэнси сели на заднее сидение, а Мэгги Уайт забралась на сидение рядом с Фаустафом. Профессор развернул машину и поехал по направлению к пригородам Лос-Анджелеса. Вокруг стояли растерянные люди. Многие из них все еще были в ритуальных костюмах. Они казались ошеломленными, спорили и говорили о чем-то между собой. Но не было заметно, что они сильно обеспокоены, никто не казался испуганным. Навстречу им пронеслись несколько машин и какая-то группа людей помахала им руками, чтобы они остановились, но профессор отрицательно покачал головой в ответ.
Все теперь казалось Фаустафу приятным. Он понимал, что все стало на свои места, и удивлялся, как и где он начал было терять свое чувство юмора.
Когда профессор проезжал по уже знакомому мосту, где раньше была свалка времени, он заметил, что она исчезла и все анахронизмы отсутствуют. Все выглядело вполне обычно.
Он спросил об этом Мэгги Уайт.
– Те вещи автоматически искоренены, – пояснила она. – Они не соответствуют модели, и симуляция не может нормально развиваться, пока все не примет рациональный вид. Предактивационный период и процесс избавляют от всего подобного. Но поскольку он был прерван, возможно, некоторые анахронизмы продолжают существовать, однако я их не знаю. Этого никогда не происходило раньше. Это другая функция предактивационного процесса.
Дом, в котором они прибыли с З-3 сюда, находился на прежнем месте; собор тоже никуда не исчез. У Фаустафа появилась мысль. Еще до того как открыть дверь, он услышал крики, эхом разносившиеся вокруг.
Там был Орелли, по-прежнему прибитый к кресту. Но сейчас он был далек от спокойствия. Его лицо кривилось от боли.
– Фаустаф, – хрипло позвал он, когда профессор приблизился. – Что это случилось со мной? Что я здесь делаю?
Фаустаф нашел подсвечник, которым можно было бы вытащить гвозди, и предупредил:
– Это будет болезненно, Орелли.
– Снимите меня. Мне уже не может быть больнее.
Фаустаф начал вытаскивать гвозди из тела кардинала. Затем он взял его на руки и положил на алтарь. Тот корчился в агонии.
– Я отнесу вас в дом, – сказал Фаустаф. – Там, наверное, есть какая-нибудь одежда.
Пока Фаустаф нес Орелли к машине, тот стонал. Фаустаф чувствовал, что Орелли плачет не от боли; это была память о видении, которое он испытывал недавно, перед тем как проснуться.
Отъезжая от собора, Фаустаф решил, что было бы лучше направиться в ближайшую больницу. Там должны быть антибиотики и бинты. Ему потребовалось четверть часа, чтобы отыскать больницу. Он вошел в приемный покой и прошел в кабинет врача. В большом шкафу он нашел все, что было нужно, и начал ухаживать за Орелли.
К тому времени как он закончил, экс-кардинал заснул, приняв болеутоляющее. Фаустаф отнес его на кровать и накрыл одеялом. Он решил, что Орелли так будет хорошо.
Профессор вернулся к дому, припарковал машину и вошел внутрь. Мэгги Уайт, Гордон и Нэнси сидели в гостиной, пили кофе и ели сэндвичи. Сцена выглядела настолько обычной, что казалась даже неуместной. Фаустаф рассказал им о состоянии Орелли, сел за стол, чтобы подкрепиться и выпить кофе. Когда он закончил и зажег сигареты для себя и Нэнси, Мэгги Уайт, казалось, приняла решение.
– Мы могли бы использовать оборудование, находящееся в этом доме, чтобы связаться с хозяевами, – проговорила она задумчиво. – Вы хотите, чтобы я взяла вас к нам, профессор?
– А это не пойдет против данных вам инструкций?
– Это лучшее, что я могу придумать. Больше ничего я не могу сделать.
– Разумеется, я бы хотел встретиться с вашими хозяевами, – заметил профессор. Он почувствовал возбуждение. – Хотя на данном этапе я не вижу другого пути избавиться от проблем, которые стоят перед нами. Вы знаете, сколько еще симуляций сохранилось?
– Нет. Возможно, они уже все разрушены.
Фаустаф вздохнул.
– Их и мои усилия в равной степени кажутся растраченными попусту.
– Не уверена. Но посмотрим… мы оставим ваших друзей здесь.
– Ваше мнение? – обратился Фаустаф к Нэнси и Гордону.
Они кивнули головами.
– Может быть, вы сходите и позаботитесь об Орелли? – запоздало предложил Фаустаф и объяснил им, где находится больница. – Я знаю, какие чувства мы испытываем к нему, но он, думаю, заплатил достаточно высокую цену. Вы не будете ненавидеть его, так мне теперь кажется. Я не уверен, что его здоровье в безопасности даже сейчас.
– Хорошо. – Нэнси поднялась. – Надеюсь, ты скоро вернешься, Фасти. Я не могу видеть тебя урывками.
– Взаимно, – улыбнулся он. – Не волнуйся. До свидания, Гордон, – он пожал руку Оггу. – Еще увидимся! – Фаустаф прошел за Мэгги в другую комнату, где находилось оборудование. Она сказала ему:
– Здесь нужно нажать всего одну кнопку. Но это мог сделать только Штайфломайс или я. Я могла бы воспользоваться ею и раньше, если бы хотела захватить дом себе, но отказалась от этого и стала смотреть, что вы будете делать, – она подошла к прибору и нажала кнопку.
Стены комнаты, казалось, стали меняться, изменился их цвет, они струились вокруг Фаустафа, обдавая его мягким светом. Затем все пришло в норму.
Они стояли на широком плато, покрытом огромным темным куполом. Свет проникал со всех сторон, цвета сливались, образуя белый свет, который на самом деле был не белым, а представлял собой комбинацию всех цветов.
На них смотрели гиганты. Это были люди со спокойными аскетичными лицами с неподвижными чертами, полностью обнаженные и безволосые. Они сидели в простых креслах, которые, казалось, не были сделаны из реального вещества, но все же прекрасно держали их.
