Он ничего более не сказал.
- Когда я тебя попросила, ты уже был готов?
- Нет, - честно признался он. - Одно дело мечтать и грезить, а совсем другое, давать обещания, за которые надо будет держать ответ. Так что...
- Я тебя уговорила.
- Я сам себя уговорил. Просто признал тот неоспоримый факт, что дальше будет хуже.
Услышав эти слова, в последующие мгновения Серафима почти завидовала ему. Она оказалась права, он смог вырваться, смог прорвать кокон и выйти из него и лепить новый кокон уже по собственному разумению, более просторный и удобный потому как редко какой человек может жить без кокона.
- И незаметно принял это как данность, как неизбежное. Может быть, заставил себя принять, но только самую малость, - Павел точно оправдывался перед кем. - И очень удачно сложились обстоятельства. Обе горы сошлись к одному Магомету, не воспользоваться этим было бы... - он оборвал себя и продолжил уже другим тоном и другими словами, - я не мог.
- Я понимаю.
- В первый раз, ты была права, обстоятельства сложились так, что я мог исполнить лишь твое желание... хорошо, что ты от него решила отказаться.
- Наверное. Прости, я так неловко предупредила тебя об изменении обстоятельств... да и сегодня тоже...
Он не обратил на ее слова никакого внимания, потому как уже принял их.
- Сегодня нам просто повезло, - неожиданно сказал он. Серафима кивнула. И почувствовала, что еще немного, еще несколько его слов, и она не сможет уйти. И что тогда? - пыль, прах забвения, все построения, возведенные ранее, рассыплются как доминошный домик, от единственного толчка. - Мы стали свободны.
Серафима хотела что-то сказать, но слова не вырвались из ее уст, застряли в горле. Может, и к лучшему.
Она не заметила, как произнесла последние слова вслух.
- А потом все вернется на круги своя, на пять лет назад, - сказал Павел, снова целуя сосок ее груди. - Будет куда проще, - новый поцелуй. - И доступнее. Всё доступнее. Даже ты.
Серафима захотела, чтобы он снова оказался наверху. Чтобы снова овладел ею. Тогда она снова будет вынуждена притворяться, и позже ей легче будет уйти с тем, что она взяла из его квартиры. И она взяла в ладони его голову и прижала к своей груди, а нога ее скользнула под его ногу, ожидая, что он вслед плавно перетечет к простершемуся перед ним всегда желанному лону.
Интересно, что он сейчас чувствует? Захочет ли, готов ли, она могла лишь сожалеть, что не в силах постигнуть ответа на столь простые вопросы.
Если он не возьмет ее, как тогда освободиться ей самой? Ведь невозможно обрести столь бесценный дар, тем более тому, кто знает о нем лишь понаслышке, не отдав взамен самое дорогое и самого дорогого... самого себя.
А есть ли для нее место там? В мире этой свободы?
Но Павел загорелся, и она не думала более об этом. Вспомнила лишь свой разговор с отражением в зеркале, собственные слова об осаде замка. И опустила руки, предоставив себя в полную Павлову волю. Откинула голову назад, решив ни с того, ни с чего, посмотреть, сколько ему понадобится времени на усладу, насколько больше, чем обыкновенно.
Павлу хватило одиннадцати минут. Почти вдвое больше обычного.
- Это ужасно, - сказал он, отдышавшись, - но я хочу тебя как какой-нибудь кролик. Просто другой мир, где мы с тобой очутились... - Павел не договорил, дыхание перехватило, и продолжать он не стал.
Серафима молчала. Сейчас можно уходить, она же все ждала и лежала безмолвно и бездвижно, точно в преддверии какого сигнала.
Сигнал не поступил. Только Павел снова пробормотал как в забытьи: "другой мир", Серафима подумала, быть может, он говорит действительно в забытьи. Забыв о ней. И повернула голову к нему.
Павел смотрел в потолок, теребя в руке галстук, он всегда что-то теребил, когда хотел сказать, но не знал, с чего лучше начать свое сообщение. Серафима решила собираться, и рывком села.
- Иван остался не там, - неожиданно произнес он. - Его отвезли по шоссе к Катуару и уже там оставили, чтобы ниточка через него потянулась.
Павел не договорил, Серафима закрыла ему рот ладонью.
- Расскажешь потом, - просто сказала она, поднимаясь. Он кивнул.
- Уходишь?
- Мне пора. Мне, в самом деле, пора, - повторила она, точно услышала возражения. Но Павел промолчал. Без единого слова смотрел за тем, как она одевается, нарочито медленно, излишне томно, как показалось ему, а когда Сима повязала пояс, так же молча прошел следом в коридор.
- Я буду ждать, - сказал, наконец, он. Серафима сперва не поняла, о чем идет речь и хотела переспросить, но после вспомнила - она обещала позвонить.
- Да, конечно, я знаю.
И с этими словами вместо прощания покинула квартиру. Дверь за ней закрылась не сразу, наверное, Павел еще некоторое время смотрел ей вслед, как она шла к лифту, лишь нажав кнопку, она услышала скрип и негромкий, нарочито негромкий, как ей показалось, хлопок. Только после этого она решилась заглянуть в сумочку и, заглянув, облегченно вздохнула. Все взятое оказалось на месте. Как и следовало ожидать.
В лифте она порвала все бумаги, что были с ней, обрывки же, немного подумав, бросила в открытый мусорный контейнер - к нему как раз подъезжал мусоровоз, повременивший чуть со своей процедурой ради симпатичной женщины, пожелавшей избавиться от какого-то хлама. Следом полетела и дискета.
Подождав, пока мусоровоз скроется за поворотом, она подошла к машине. И отключая сигнализацию, четвертый раз напомнила себе, что теперь она совершенно свободна. Совсем. Навсегда.
Как Лилит, изгнанная из рая.
Павел некоторое время еще стоял у раскрытой двери, вслушиваясь в удаляющиеся шаги Серафимы. И только когда подошел лифт, ушел в комнату. Хлопнул дверью, тут же остановился и отпер ее снова. Почему-то был стопроцентно уверен, что Сима вернется. Вернется сейчас же, даже не успеет сесть в машину, просто постоит подле нее и повернет назад. А значит, ему следует ждать ее через несколько минут. А пока...
Павел решительно повернулся и подошел к занавешенной ковром стене, в которой располагался его тайник. Резким движением откинул ковер, завернув его и заткнув за спинку дивана. Повернул крохотную ручку, отпиравшую дверцу. В это мгновение он почти не сомневался в том, что достиг цели. Червячок, предупреждавший с первого сегодняшнего звонка о чем-то подобном, не мог ошибаться. Никогда не ошибался, всякий раз подкрепляя кажущиеся на первый взгляд беспочвенными подозрения неопровержимыми уликами, фактами, против которых невозможно пойти. Значит, сигнал червячка верен и на сей раз, можно не сомневаться, что...
Из тайника, буквально в руки, выпал пистолет. Глухо бухнулся о спинку дивана, и скатился на сиденье.
Павел вздрогнул, невольно отпрянув от дивана.
