Что там объяснял Матти - не знаю. Но однажды все смолкли, и наш видеоаппарат, изрядно потрудившись, заслуженно отдыхал...
Мало-помалу этот случай стал забываться. Но вот вчера Екатерина Павловна Назарова, коллега по школьной работе, рассказала такое, что просто не верится... Оказывается, художник, который вернулся с Веды вместе с Юлией,- сын Екатерины Павловны. Она принесла его дневник.
- Я бы никогда не сделала этого,- дрожащим голосом объяснила она,- но Улугбек ничего не хочет объяснять, избегает меня... к тому же-явные признаки безнравственности... той самой юной особы...
Юной особой, при дальнейших разъяснениях, оказалась Юлия. Естественно, от такого открытия у меня опустились руки, сдавило виски. Екатерина Павловна и плакала, и возмущалась, и просила помочь.
- Я думаю,-сказала я,-лучше всего обратиться к суду общественности. Выяснится, что и как...
Екатерина Павловна поблагодарила меня и оставила дневник сына, чтобы я непременно прочла отмеченные страницы.
Итак, сегодня, через полтора часа, состоится суд общественности. Юлии, естественно, я ничего не сказала - пусть узнает в свое время. А вот Матти нужно обязательно сообщить. Это я успею сделать.
Кончился учебный фильм, и свои размышления я была вынуждена прервать. Вернулась к ним лишь после занятий, переезжая из института в школу.
А в школе - опять дела. Уроков у меня сегодня не было, но предстояло много другой - плановой и неплановой работы. Я вошла в свой кабинет и вызвала Назарову. Она вошла, как всегда строгая, деловая, и лишь широкий румянец да пристальный, изучающий взгляд выдавали ее возбужденное состояние.
- Я очень волнуюсь,-сказала она.-Боюсь, Улугбек неправильно расценит мои действия...
- Разберемся. В любом случае появится ясность. Ну как последствия с Яковлевым?- Я перевела разговор на внутришкольные темы. Внимательно посмотрела на Назарову-что же скажет она?
- Отличные последствия. Никто даже не заметил, что мы воспользовались волновым гипнозом. Эго был тот самый "крайний случай", предписанный инструкцией.
- В какой момент был включен аппарат?
- Минут через пятнадцать после взлета. Ракета в общем-то далеко не улетела, но все-таки...
- А вы знаете, что Яковлев вернулся сам?
- Естественно -"сам", под воздействием волнового внушения.
- Нет, сам - без влияния извне.
- Ну, шутите. Я сама задала нужную программу и нажала кнопку.
- Аппарат не сработал! Взгляните-ка на контрольные записи. Так что педагогика, наше воспитательное влияние оказались сильней.
- Что же с аппаратом?-разволновалась Назарова.- Обязательно все проверю... обязательно...
Мы расстались с Назаровой, договорились, что я зайду за ней и на общественный суд мы отправимся вместе.
Связываюсь с квартирой Максима Николаевича.
На видеоэкране Светлана Васильевна, его жена. Милая, обаятельная женщина. Поговоришь с ней - и если на душе хоть немного хмурится, все зальет успокоительной голубизной.
- Добрый день, Светлана.
- Здравствуйте, Жанна Васильевна.
- Как там мои воспитанники?
- Тарас что-то мастерит, а Наташа играет с девочками на детской площадке.
- Повесть одолели?
- Да. Она очень понравилась Тарасу.
- Я подобрала новую книгу. Пусть зайдет в библиотеку и возьмет... С задачами справляется?
- По-моему, все в порядке.
- А у тебя как дела?
- У меня?-удивилась Светлана. Обычно я справляюсь только о детях.- В самом лучшем виде.
- А Максим Николаевич? Как себя чувствует?
- Прекрасно. Рана давно зажила.
- Все удивляюсь, как он решился улететь?
- Поддался настроению. И еще говорит-такой красивой девушки, как ваша дочь, нигде и никогда не видел.
- Не ревнуешь?- шутя спросила я.
- Пока не было повода,-улыбнулась Светлана.-Максим любит меня. Я это хорошо знаю.
- Тот злосчастный полет будут обсуждать сегодня. Максим ничего не говорил?
- Нет.
- Значит, скажет. Ну, до свидания. Зайду в пятницу.
- Ждем!
Соединяюсь еще с девятью домами, где живут мои подопечные. Убеждаюсь везде полный порядок. Теперь десяток минут можно уделить и себе. Открываю дневник Улугбека и внимательно перечитываю несколько страниц, исписанных мелким отрывистым почерком.
Из дневника Улугбека:
Двигатели взревели, как бы демонстрируя свою неукротимую мощь. Постепенно тигриный рык понизился до кошачьего мурлыканья и наконец смолк. Желтоватая пыль плотно окутала корабль, и мы некоторое время ждали, пока завеса спадет и даст возможность выйти наружу и увидеть Веду лицом к лицу, во всем ее объемном и цветовом многообразии.
Геологи, к экспедиции которых меня прикрепили, открыли наконец дверцу, опустили лесенку и один за другим попрыгали на мягкий грунт. Они вскинули за плечи увесистые рюкзаки и, прощально помахав мне, гуськом зашагали в сторону скалистой гряды. Я тоже не стал терять времени-подхватил походную сумку с красками и провизией, удобнее перекинул через плечо ремень этюдника и направился к бухте, которая блестела узкой полоской.
Справа обугленным частоколом возвышались осколки стен бывшего города. Я не удержался, свернул к руинам, и меня поразила мрачная палитра открывшейся картины. Черные, темно-коричневые, бурые тона освещенной части и глухие, темно-синие предельно короткие тени. Их почти не видно под лучами двух солнц - глубоко спрятались в щели, трещины, но там, откуда они выглядывают, бьет холод, такой ощутимый, что редкая чахлая травка, оказавшаяся рядом, мерзнет, напряженно заострилась и изо всех сил тянется к теплу...
Страшное место. Выразительный символ бед и несчастий, которые претерпевали люди на пути в нынешние века. Обязательно здесь поработаю. Попишу этюды. Чувствую - может получиться что-то значительное.
А сейчас-вперед. Осмотрю все как следует-и за дело.
Приблизился к берегу. Вода плещется ровно, мягко, напоминая ласковые набеги на песок черноморской тихой волны. Но это иная вода. Освещенная искусственным светом, она и смотрится, и воспринимается иначе. Голубизна не чистая, цветовая гамма водного простора осложнена тяжелыми оттенками, вызывая лишь одно впечатление, один мотив - печаль, воспоминания о бывших трагедиях.
Памятник на берегу Герману Петрову хотя и умело вписан в окружающий ландшафт, все же отдает чужеродностью. О нелепости человеческой гибели кричит кусок отшлифованного мрамора, на планете, которой мрамор неведом; идеально ровная отражающая солнце плита и корявые темные берега... Жутко! Но именно так, в ключе неожиданных сочетаний, и напишу.
Под ногами успокаивающе шуршит песок. Следы торопится смыть волна; вода заполняет ямки и некоторое время держится в них, окрашивая в глубокий темно-желтый цвет и как бы испытывая четкую песчаную линию на прочность.
