— Свет?
Артем покачал головой.
— Что же тогда?
— Не знаю.
— Продолжай.
— Меня охватило чувство восторга, что ли… Мне было радостно наблюдать за изменениями шара, за этим голубым лучом. Я не удержался и запел песню. Ты помнишь мою любимую: «На пыльных тропинках далеких планет…». Голубой луч начал пульсировать. Впечатление было такое, будто внутри мягкой резиновой трубки двигаются камни. Едва я остановился, как луч перестал пульсировать. Опять повторил. Он пульсировал снова.
— Чем же кончился твой эксперимент? — напряженно спросил Тарханов.
— Я положил палочки на место. Шар принял прежний цвет.
— И ты покинул башню?
— Нет, не сразу. Я обошел боковые помещения. В круглой комнате со сводчатыми потолками обнаружил новые шары. Я бы не обратил на них особого внимания, если бы на них не было такого же знака. — Артем показал на свой рисунок, изображающий человека. — Это было непонятно. Я взял один из шаров и случайно коснулся изображения человеческой фигуры. И я увидел Землю!
— Землю? — почти с испугом произнес Тарханов.
— Да. Точнее, огни и города Земли — Лондон. Я узнал его у нас в фильмотеке есть стереофильм об этом городе. Каким-то образом я очутился на Темзе, стоял перед Вестминстером, глядел на башню Тауэра…
— Ничего не понимаю, — прошептал Тарханов.
— И я тоже, — признался Артем. — Потом я брал один шар за другим, касался изображения человека и оказывался то среди Кордильер, то в сибирских лесах, то среди льдов Арктики… Я повидал Москву и Нью-Йорк, Варшаву и Токио, Париж и Мельбурн…
И они заговорили о совместном полете на остров Главной обсерватории. Тарханов был убежден в том, что голубой луч, виденный Артемом, — средство связи с Землей.
Высоко над морем взметнулась белоснежная башня.
Планетолет опустился у ее подножия. Тарханов и Артем вышли из кабины.
Море в этот день было спокойным. Артем остановился у створчатой двери, потом решительно толкнул ее, пробежал по огромному фойе и очутился на первой ступеньке лестницы, ведущей в башню. Какая-то неведомая сила подняла его на верхнюю площадку.
Здесь ничего не изменилось со дня первого посещения. Шар. Щит с клеммами. Вот она, палочка с изображением человека. Артем взял ее и направился к шару. Сегодня он почему-то очень волновался, хотя в прошлый раз он все проделал легко, словно играючи. Шар заголубел. Голубой пучок выбросился в сторону и замер. Сердце Артема на мгновение сжалось. Потом пришло спокойствие, удивительное спокойствие. Он выпрямился и громко сказал:
— Земля! Слушай, Земля! Я — лорианин…
Глава пятая
С НАЧАЛОМ НОВОЙ ЭРЫ, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!
Рауль Сантос, председатель Комитета галактической связи, второй месяц жил на Марсе.
Был вечер. В полнеба полыхал закат. Он становился то желтым, то зеленым, то оранжево-красным, вызывал какое-то тревожное чувство. Совет Солнца, очевидно, не все продумал, меняя орбиту Марса. Перемена орбиты планеты вызвала новые сочетания красок заката…
Сантос сидел в кресле перед генератором мысли. Поиски, длившиеся почти двадцать лет, наконец увенчались успехом. Завтра ровно в двенадцать он сядет в это же кресло, нажмет кнопку, и тогда…
Щелкнул видеофон. Сантос поморщился: видно, опять вызывает Земля, а ему так хотелось сегодня побыть в одиночестве, еще раз, шаг за шагом, проверяя свое изобретение… Кто может его вызвать? Вероятно, Комитет галактической связи… Видеофон опять щелкнул. Экран засветился на несколько секунд и погас. Это начало раздражать Сантоса. Что за шутки? Когда четвертый раз зажегся экран, он решил проверить волну абонента и был крайне удивлен, не обнаружив ее. Никто Сантоса не вызывал. Очевидно, видеофон был испорчен. Настроив аппарат на московскую волну, Сантос стал ждать. Экран засветился. На нем появилось изображение панорамы Москвы. Снег. Стремительно убегающие улицы. Огромное остроугольное здание передающего центра, комната, и тотчас Сантос услышал взволнованный голос:
— Говорит инженер Комитета галактической связи Мадия Тарханова.
— Я слушаю.
— Добрый вечер, доктор. Станция галактической связи только что приняла сигнал из космоса, — торопливо сообщила Тарханова.
— Что? — не веря себе, спросил Сантос, но, тут же опомнившись, живо поинтересовался: — Записали?
Сердце у него билось учащенно. Начинается нечто важное…
— Да, записала. Сейчас включу запись.
Сантос замер у видеофона. Потом раздался молодой энергичный голос:
— «Земля! Слушай, Земля! Я — лорианин Артем Тарханов. Я, лорианин Артем Тарханов, последний житель далекой планеты, зову вас на Лорию! Прилетайте! Прилетайте, земляне! Я тот, кто в прошлый раз передал вам давнюю песню космонавтов…»
Сантос вспомнил нашумевшую историю с песней. Итак, Мадия Тарханова была права в своих догадках. А тот же свежий и юный голос пел:
В дорогу, друзья. Караваны ракет
Помчат вас вперед от звезды до звезды.
На пыльных тропинках далеких планет
Останутся ваши следы…
Он так и сказал: «ваши», словно опять приглашая к себе, на пыльные тропинки безвестной Лории.
— Я прошу вас, — сказал Сантос, стараясь не выдавать своего волнения, — поставьте в известность Председателя Звездного Совета. Я возвращаюсь завтра сразу же после сеанса. Сеанс ровно в двенадцать ноль-ноль московского времени.
— Я помню, доктор.
— До встречи.
Мадия переключила видеофон на московскую волну. Сантос долго не мог успокоиться. Десятки вопросов требовали ответа, а ответа не было. Почему последний лорианин? Почему он носит фамилию командора Тарханова? Как наладить постоянную связь с Лорией? Одиннадцать световых лет!..
Сантос подошел к видеофону, чтобы выключить его, — мешал думать. Но он не сделал этого. Белокурая девушка, дружелюбно глядя на Сантоса, объявила:
— Продолжаем дискуссию «Солнце или Вселенная?». Сейчас мы послушаем мнение автора популярного горельефа «Встреча» звездолетчика Игната Луня. Включаю восточный звездный город Горный покой.
«Это любопытно», — подумал Сантос, устраиваясь напротив экрана.
Он увидел молодое улыбающееся лицо.
— Нужны ли полеты за пределы Солнечной системы? — энергично спрашивал Лунь. — Такой вопрос был задан мне организаторами сегодняшней дискуссии. Отвечаю: безусловно нужны! Передо мной только что выступал автор книги «Мы одиноки во Вселенной» Чарлз Эллиот.
Экран чуть потемнел. Комната, в которой сидел Лунь, чуть продвинулась вправо, слева появилась еще одна комната, где сидел профессор Эллиот. Он улыбнулся и дружелюбно спросил:
— Вы читали книгу?
— Конечно. Вы, профессор, неверно оцениваете поступательный ход человечества, пытаясь ограничить его, ввести в какие-то строгие рамки. Я ценю отточенность, остроту вашей мысли, но желал бы и широты мышления…
Сантос не заметил, как в комнату вошли инженеры марсианской радиостанции. Он неохотно оторвался от экрана и вопросительно взглянул на вошедших. Он знал их обоих: это были талантливые радиоинженеры, которые первыми обнаружили пояс непрохождения радиоволн в районе Большой Медведицы.
— Что-нибудь срочное? — спросил Сантос.
— Наша станция приняла сигналы из космоса…
— «Земля! Слушай, Земля!..» Это?
Инженеры переглянулись.
— Мне сообщили об этом. Земля приняла сигнал.
— Но вы не знаете самого удивительного, — сказал юноша с подвижным лицом. — Сигналы приняли и звукоуловители, самые обыкновенные звукоуловители!
— Вот запись звуковой установки, — вступил в разговор второй инженер. — Сигналы приняли все уловители Марса. Мы это выяснили. Записи завтра к утру будут здесь. Видеофоны и те фиксировали сигналы. Я как раз в это время смотрел Москву.
— Это были щелчки? — живо спросил Сантос.
— Щелчки и мгновенные вспышки.
— И что же вы думаете об этом?
Инженеры опять переглянулись.
— Какие-то звуковые бомбы, — не совсем уверенно ответил юноша. — Мы думаем…
— Пока ничего не можем сказать, — решительно прервал юношу его товарищ.
Сантос рассмеялся:
— Секрет?
— Да нет. Просто мы хотим проделать один опыт.
Инженеры распрощались. Некоторое время Сантос сидел без движения. Надо было обдумать все происшедшее. В генераторной все еще светился экран. Говорил Лунь. Профессора Эллиота рядом с ним уже не было.
— Объединенное Человечество примерно одну десятую суммарного планетарного продукта тратит на межзвездные полеты. Это очень много. Но я не считаю эту цифру слишком большой и уже благоприятствующей дальнейшему освоению Галактики. Мы с вами живем в такой период истории человечества, когда поступили первые сигналы инопланетной цивилизации.
Почему мы должны расходовать значительную долю наших людских и материальных ресурсов на исследование Вселенной, хотя и не можем точно оценить, сколь полезными окажутся результаты этих исследований? Да потому, что великие космические открытия приводят к постепенным, но радикальным изменениям в образе наших мыслей. Они оказывают самое благотворное влияние на методику и технологию науки, изменяя всю человеческую практику. Профессор Эллиот утверждает, что полеты за пределы Солнечной системы не нацелены на решение конкретных практических задач сегодняшнего дня. Но отсюда не следует, что звездные полеты надо отложить на будущее. Трудно оценить общую отдачу от вложений людских и материальных ресурсов в прошлые звездные экспедиции, но смею вас уверить, что она очень и очень высока. Срок, отделяющий открытия в космосе от их практического применения, меняется в невероятно широких масштабах. Мне вспоминается женщина из древней притчи о Бенжамине Франклине. Она присутствовала при демонстрации нового открытия ученого в физике и спросила: «Но, профессор Франклин, какое же этому применение?» Франклин ответил: «Мадам, а какое применение новорожденному?» Очевидная выгода галактических полетов имеет совсем другой порядок величины, чем исследование на Венере или Марсе. Результаты первых требуют гораздо большего времени для своего «вызревания».
