работа, на которую они были избраны, или только этот проект, это всепоглощающее строительство.
– Спасибо, что заставил меня спуститься.
Он едва не добавил, что с удовольствием осмотрел бы и остальное, но решил, что это уже будет перебор. Кроме того, их уже наверняка ищут в палатках Джорджии.
– Послушай, – начал Мик, – я хочу тебе кое-что сказать.
Дональд посмотрел на друга – тот явно подыскивал слова. Он взглянул на дверь. Мик молчал. В конце концов Дональд сдался и сел на кровать.
– Что случилось? – спросил он.
Но, кажется, он и так знал. Сенатор включил Мика в другой свой проект. Тот самый, который вынудил Дональда обратиться за помощью к врачу. Дональд подумал о толстой книге, которую он уже почти выучил наизусть. Мик сделал то же самое. И сюда он привел его не только показать, чего они достигли, но и чтобы найти абсолютно уединенное место, где можно поделиться секретом. Он похлопал по карману с таблетками, помогающими его мыслям избегать опасных мест.
– Слушай, не говори мне ничего, что не положено…
Мик взглянул на него удивленно расширенными глазами.
– Ты ничего не обязан говорить, Мик. Предположи, что я знаю то, что знаешь ты.
Мик грустно покачал головой:
– Не знаешь.
– А ты все равно предположи. Я ничего не хочу знать.
– Мне надо, чтобы ты знал.
– А я предпочитаю не…
– Это не секрет, старина. Просто… Хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя, как брата. И всегда любил.
Они помолчали. Дональд смотрел в пол. Момент неловкий, но ему все же было приятно услышать от Мика такие слова.
– Послушай… – начал Дональд.
– Я знаю, что всегда давил на тебя. Ты уж прости. Честно, я тебя очень уважаю. И Элен. – Мик чуть отвернулся и почесал щеку. – Я очень рад за вас.
Дональд чуть подался вперед и сжал руку друга:
– Ты хороший друг, Мик. И я рад, что последние несколько лет мы были вместе, участвовали в выборах, строили это.
– Да. – Мик кивнул. – Я тоже. Но знаешь, я тебя привел сюда не сопли распускать. – Он снова поднял руку, и Дональд увидел, что Мик вытирает глаза. – Вчера вечером у меня был разговор с Турманом. Он… Месяца два назад он предложил мне место в команде. В очень высокой команде. А вчера я ему сказал, что лучше будет отдать это место тебе.
– Что? В комитете? – Дональд и представить не мог, что друг способен отказаться от назначения, от любого назначения. – В каком?
Мик покачал головой:
– Нет, тут нечто другое.
– И что?
– Послушай, когда ты об этом узнаешь и поймешь, что происходит, я хочу, чтобы ты подумал обо мне именно здесь. – Мик обвел взглядом комнату. На несколько секунд наступила полная тишина, лишь капала вода из крана. – Если бы передо мной стоял выбор, где находиться в ближайшие годы, то из всех вариантов я выбрал бы один: оказаться здесь с первой группой.
– Хорошо. Но только я не совсем понял…
– Поймешь. Главное, запомни мои слова, хорошо? Что я люблю тебя, как брата, и ничто не происходит без причины. Никаких других вариантов я бы не пожелал. Ни для тебя, ни для Элен.
– Хорошо.
Дональд улыбнулся. Он все не мог понять, то ли Мик над ним прикалывается, то ли он выпил с утра несколько лишних порций «кровавой Мэри» в гостевой палатке.
– Ну ладно. – Мик резко встал. Судя по движениям, он был совершенно трезв. – Давай отсюда сваливать. У меня от этого места мурашки по коже.
Он распахнул дверь и выключил свет.
– Что, струсил? – бросил ему вслед Дональд.
Мик покачал головой. Они зашагали обратно по коридору. За спиной у них осталась выбранная наугад комнатка, где в маленькую раковину капала вода. А Дональд пытался разобраться, как он здесь оказался, как из палатки Теннесси, где он разрезал ленточку, он очутился в палатке Южной Каролины. И ему это почти удалось, подсознание напомнило о поставках оборудования, что волоконно-оптического кабеля оказалось в пятьдесят раз больше, чем требовалось, но логическая связь оборвалась.
А тем временем нагруженные припасами контейнеры погружались в гигантскую шахту. И навстречу им поднимались пустые лотки.
УКРЫТИЕ 1
Трой очнулся в тумане, ошеломленный и потерявший ориентацию. Голова пульсировала. Вытянув руки, он пошарил возле лица, ожидая наткнуться на обледеневшее стекло, давящий стальной колпак. На ужас глубокой заморозки. Но нащупал только воздух. Часы возле кровати показывали четвертый час ночи.
Он сел и обнаружил, что на нем спортивные шорты. Он не мог вспомнить, как переодевался вчера вечером, как ложился в кровать. Спустив ноги на пол, он поставил локти на колени, уперся головой в ладони и замер на несколько секунд. Все тело болело.
Посидев так пару минут, он оделся в темноте, застегнул комбинезон. Свет он включать не стал, чтобы голова не заболела сильнее. Эту теорию ему проверять не требовалось.
Свет в коридоре был все еще по-вечернему приглушенным, его яркости как раз хватало, чтобы дойти до общей ванной комнаты. Трой добрел до вестибюля и направился к лифту.
Он нажал кнопку «вверх» и помедлил, не уверенный, что поступил правильно. Какая-то неосознанная мысль не давала ему покоя. Тогда он нажал и кнопку «вниз».
Идти в свой офис было слишком рано – разве что у него возникло бы желание покопаться в компьютере. Есть ему не хотелось, но он мог подняться наверх и посмотреть, как восходит солнце. Там уже будут сидеть люди из ночной смены, пить кофе. Или же можно отправиться в спортзал на пробежку. Тогда нужно будет вернуться в комнату и переодеться.
Он все еще решал, когда, звякнув, прибыл лифт. Обе кнопки, «вверх» и «вниз», погасли. Он мог направить кабину в любую сторону.
Трой вошел в кабину. Он не знал, куда хочет ехать.
Лифт закрылся. Он терпеливо ждал его решения. Трой подумал, что рано или поздно лифт отправится по другому вызову, подберет человека, знающего, куда ему надо. А он может просто стоять и ничего не делать. Позволить другому решить за него.
Проведя пальцем по кнопкам, он попытался вспомнить, что находится на каждом этаже. Многое он знал, но не каждый известный ему этаж был доступен. Ему вдруг захотелось приехать в какой-нибудь из холлов и посмотреть там телевизор, просто убить несколько часов, пока ему не потребуется где-то быть. Примерно так сменам и полагалось тянуться. Ждать, потом делать. Спать, потом снова ждать. Дотянуть до обеда, потом дотянуть до отбоя. Конец смены всегда виден. Нет причины бунтовать против чего-то, обычная
