А попробуй отследи, когда сам играешь блицпартию с нехилой ставкой… Викторина.
Дима показал жестом — «Начали!».
— Доброй ночи, друзья… По-прежнему с вами… В прямом эфире… Напоминаю телефон…
Скороговорка, никаких веселых импровизаций. Не хотите — не слушайте и не звоните… Хотя страдает рейтинг.
Знак Диме. Тот поставил в эфир исковерканный компьютером фрагмент песни, название которой и предстояло угадать слушателю.
«А мне надо угадать кое-что другое. Что у кое-кого на уме… Чтобы наступило светлое будущее…
Чтобы наступило… Стоп. Согласно условиям викторины, я могу отправиться в любое место и время человеческой истории. А вдруг получится отправиться в завтра? Или послезавтра. И посмотреть, как там человечество? Живо ли, здорово ли? Весело ли по-прежнему? И существует ли оно вообще? Узнать заодно, как сыграют “Локомотив” с “Зенитом”, чтобы, вернувшись, сделать ставочку на тотализаторе. И если все в порядке, сидеть и не нервничать. Продолжать вести музыкальный конкурс.
Не знаю, получится ли такой скрытый маневр, но почему бы не попробовать? По уху, что называется, не ударят. Извини, Основатель, но я имею право на подобный ход. Что не запрещено, то разрешено.
Ну а если вместо улиц, домов и людей, увижу черную или белую пустоту, тем более нечего дергаться. Уйду из эфира, поеду домой, выпьем с верной супругой по сто граммов оставшегося со дня ее рождения “Реми Мартина” и будем ждать. Детей предупреждать не стоит. Зачем омрачать последние минуты?…»
— У нас первый звонок… Алло, вы в прямом эфире. Представьтесь, пожалуйста…
— Здравствуйте… Меня зовут Основатель… Неплохая идея, Чтец, но я предусмотрел подобный вариант. У тебя не получится заглянуть в завтра, это противоречит здравому смыслу… И поставь, пожалуйста, для меня песню группы «Queen».
— Какую?
— Ты сам знаешь какую… Блин! Померещилось? Или…
Владимир Дмитриевич посмотрел на Диму. Тот вел себя естественно. Не крутил пальцем у виска и не возмущался.
— Здравствуйте… Меня зовут Андрей. Я из Москвы…
— Оч… Очень приятно, Андрей… Вы угадали, какую композицию замаскировал наш компьютер?
— Да… Это песня группы «АВВА». Кажется, «Последнее лето».
— Вы совершенно правы! Действительно, это нестареющий хит прекрасной шведской команды. Поздравляю… Скажите, вы любите эту группу?…
— Да, ничего была банда… Особенно эта телка с черн…
— Что ж, сейчас мой помощник объяснит вам, как получить приз, а я поставлю песню «Последнее лето» в нормальном варианте.
Дима принялся диктовать звонящему адрес станции, а Владимир Дмитриевич положил руку на мышь компьютера, чтобы запустить трек.
Достаточно навести курсор на название и щелкнуть кнопкой.
Но он почему-то не щелкал…
Почему ему именно сейчас захотелось услышать мелодию, под которую его убивали, он объяснить не мог. Может, потому, что его сейчас снова убивают? И это условный рефлекс? Или высший некосмический маразм? Так или иначе, но пальцы набрали на клавиатуре «All dead», кнопка щелкнула, и песня пошла в эфир.
Дима удивленно взглянул на ведущего и включил внутреннюю связь:
— Владимир Дмитриевич, это не та тема. Заглушить?
— Не надо. Пусть играет… Я потом извинюсь. Он вышел из «аквариума». У него есть три с небольшим минуты, чтобы дойти до рекламного отдела, заглянуть в завтра и вернуться. За дверью, если верить Основателю, время остановится.
Куда податься? На Пятую авеню? Нет, он там уже был, ничего хорошего. На Елисейские Поля? Полюбоваться заодно летним Парижем. Обойдусь, сейчас не до любований.
Это должна быть родина. Там хоть объясниться по-русски смогу.
Москва, центр. Три часа дня. Завтра. Что может быть проще?
Загадал, повернул круглую ручку. Она поддалась. Владимир Дмитриевич толкнул дверь и сделал шаг вперед.
Вместо Красной площади или, к примеру, Тверской он оказался в малопривлекательном дворике. Обернулся назад — за спиной бледно-желтая стена дома и обитая железом дверь. Надпись «Электрощитовая» и пририсованный баллончиком половой член. Все понятно — это путь к возвращению. Остроумно. «А не пошел бы ты на… Владимир Дмитриевич».
Дом был жилым, пятиэтажным. С двух сторон к нему примыкали еще два здания, ограничивая внутреннее пространство дворика. В стене одного из них чернела арка, ведущая на улицу или проспект. Прямо напротив двери электрощитовой возвышалась кирпичная стена, ограждающая благоухающий тухлой селедкой мусорный контейнер. Стена, как и дверь, тоже пострадала от любителей баллонного импрессионизма. Возле стены ржавел забитый мусором кузов какой-то старой иномарки. Еще с десятка два машин полностью занимали свободную площадь двора, оставляя лишь небольшую дорожку для прохода людей и проезда транспорта.
Здешние дворники совершенно незаслуженно получали зарплату — мусор валялся не только возле бака, но и разлетелся по газонам и тротуару. Несколько голодных ворон воевали на асфальте за яблочный огрызок, а в дальнем углу двора смрадно дымилась подожженная кем-то старая автомобильная покрышка.
Может, Основатель не так понял и отправил меня в Гвинею-Бисау?
Но это было не столь важно. Даже если б жильцы дома справляли нужду прямо с балконов на прохожих, Владимир Дмитриевич не придал бы этому никакого значения. Главное, не было пустоты. Пускай это не Красная площадь и не Мавзолей, но мир существовал… Нет, с Мавзолеем не очень удачное сравнение. Для полного успокоения необходимо увидеть живых людей и возвращаться во вчера, в студию.
Он прошел вдоль кирпичного ограждения помойки прямо по тому месту, где сражались вороны. Удивительное дело — при его приближении они не разлетелись, а продолжили битву за пропитание. Владимир Дмитриевич по инерции махнул ногой, но птицы не обратили на него внимания, словно он был невидим. Слово «Кыш!» тоже не произвело на пернатых впечатления. Ведущий остановился, присел и поддал рукой по ближайшей к нему вороне. Но та не сдвинулась с места, а рука прошла сквозь нее, не причинив ни малейшего вреда. Он ударил посильнее, но результат тот же. Птицы его не видели.
Так-так-так… Может, люди все-таки исчезли? Остались лишь дома, машины и животный мир? Поэтому-то его и не видят?! Надо срочно найти трудящихся, если они, конечно, не сгинули, как динозавры.
О, а вот и они. Трудящиеся. А не динозавры.
Из припаркованного сразу за помойкой черного корейского джипа вышли трое. Первый, сидевший за рулем, худощавый мужчина лет тридцати пяти, был в легкой черной куртке, кепочке и джинсах. Солнцезащитные черные очки, усики. Второй — лет двадцати пяти, не старше. С кирпичным выражением лица, картофельным носом, крепко сбитый. В грязно-зеленой ветровке и рэперских шароварах. На бритой почти под ноль голове зеленая повязка, но не с арабской вязью, как у ваххабитов, а с переплетенными белыми веточками. И, наконец, третий. Ровесник Владимира Дмитриевича. Тоже в ветровке, тоже бритый и тоже с повязкой. Невысокий, среднего телосложения. На пальцах татуировки-перстни, которые обычно накалывают себе уголовные элементы в местах усиленного комфорта.
