Общегородской ужин, устроенный в ратуше, предназначался для сбора средств в благотворительную казну, сильно истощенную празднествами. Многие женщины, словно решив перещеголять друг друга, появились с собственными шедеврами, способными удовлетворить любого гурмана.
Черити, не доверяя своим кулинарным способностям, просто купила в местной кондитерской кекс. Когда она сообщила, что это произведение кулинарного искусства носит название «Смерть от шоколада», он решил, что это, пожалуй, не самый плохой способ уйти в небытие.
Но то оказалось лишь началом. Пока они обходили выставку ледяных скульптур, воздвигнутых местными жителями, пока охали и ахали над огромной статуей Свободы, пока восхищались изящной ледяной лисичкой и гладили рога гордого ледяного оленя, Старбака напичкали еще уймой вкуснющих вещей. Пригоршни нежных шоколадных подушечек следовали за бокалами горячего ароматизированного сидра, а потом еще темно-красное подогретое вино с пряностями, хрустящие кленовые леденцы, поджаренные орешки…
– Я больше в жизни ничего не смогу взять в рот, – простонал он, уничтожив плошку политого горячим маслом попкорна, вернувшего его во времена семейной поездки в Диснейленд.
– Это ты сейчас так говоришь, – отозвалась Черити. – Вот подожди завтрашнего вечера! Конкурс пирогов – это что-то!
Его желудок, казалось, готов был лопнуть, но, когда Черити начала перечислять названия пирогов здешних кондитеров, Старбак почувствовал, как рот у него наполняется слюной.
По мере знакомства с обитателями Касл-Маунтин Старбак испытывал удивительное ощущение общности, связи с ними, чего никогда не случалось на Сарнии. В который раз с момента его появления на далеком островке его охватило желание остаться здесь навсегда. С Черити.
Но как только сомнения начинали его одолевать, Старбак напоминал себе, как много нового он обязан сообщить своему народу. Что произошло бы, если бы Коперник и другие ученые оставляли свои открытия при себе?
Рядом процокала белая лошадка, впряженная в старомодные сани.
– Прокатишься со мной? – пригласила Черити.
– Хоть на край света, – мгновенно согласился Старбак.
Очень скоро они уже восседали в санях, плотно укрытые пледами. Жгуче-морозная ночь окружала их, а над головами чернело прозрачное небо. Под полозьями захрустел снег, колокольчики на упряжи весело зазвенели, и Старбак привлек Черити к себе. Она покорно прислонилась головой к его плечу и вздохнула, и этот тихий, довольный вздох был красноречивее всяких слов.
Так они неслись сквозь ночь, и ее запах пьянил его. Поездка закончилась слишком быстро. Старбак собрался было предложить ей прокатиться еще разок, но тут в кармане ее парки зажужжал пейджер.
На этот раз ее вздох выражал смирение перед неизбежностью.
– Мне нужно ответить, – извиняющимся тоном произнесла она.
Старбак, усмирив разочарование, улыбнулся в ответ.
– Ну конечно.
Старбак проводил ее до участка и подождал, пока она набирала номер.
– Черт. – Она взъерошила ладонью блестящие пряди волос. – Сейчас приеду. – Открыв ящик, она достала револьвер.
– В чем дело?
– Дэн Олсон напился и начал ссориться с женой. Я так поняла, что ситуация осложнилась, когда их сын-подросток вернулся домой и увидел, что Дэн ударил Эйлин. По словам их соседа – это он сообщил о драке, – сейчас парень держит отца на мушке.
Подросток со взбунтовавшимися гормонами даже на Сарнии способен натворить кучу опасных дел. А земной подросток с ружьем в руках представляет просто смертельную опасность.
– Пусть этим займется Энди.
Черити изумленно уставилась на него.
– Почему это?
– Потому что это опасно, черт побери!
– Но это моя работа.
Тревога выплеснулась из него резким замечанием:
– Но это смешно!
Ее лицо помрачнело, и она воздвигла между ними стену из льда, достойную планеты Алгор.
– Если есть тут что-то смешное, так только твое отношение. Мы тратим драгоценное время. Я скоро вернусь.
– Если ты думаешь, что я позволю тебе остаться наедине с вооруженным подростком, то ты просто сошла с ума!
В уголках ее губ залегли мрачные морщинки.
– Это моя работа, Старбак. Моя профессия.
– Это то, чем ты занимаешься, вопреки всякому здравому смыслу, черт возьми! – взорвался Старбак. – Но это не должно быть твоей профессией!
Она одарила его долгим, непроницаемым взглядом.
– Ты ошибаешься. И то и другое – мое.
И с этими словами она повернулась и направилась к двери.
Старбак следовал за нею по пятам.
– Я иду с тобой.
– А я не желаю этого.
– Глупости. – Она спиной услышала, как он скрипнул зубами. – Можешь попытаться остановить меня. Но должен вас предупредить, офицер, для этого вам придется применить оружие!
Она посмотрела ему в лицо, обвела взглядом его застывшие в мрачной неподвижности черты.
– Ты должен пообещать мне не вмешиваться.
– Черт возьми, Черити…
– Обещай.
Он молча перебрал в уме все известные ему сарнианские проклятия. Добрался до инопланетных, куда более острых. Но вслух сказал:
– Хорошо.
Она еще мгновение изучала его, потом, как видно вспомнив, что он никогда не лжет, сказала:
– Прекрасно. Идем.
Они в молчании продирались сквозь мглу. Свет от фар джипа прокладывал в ночи желтоватую дорожку. Сколько раз за прошедшие недели их молчание по-дружески связывало их. Но не сейчас.
В ночь их знакомства бушевавшая метель вынудила Черити вести машину крайне осторожно, но сейчас она не отрывала ногу от педали газа. Дважды джип едва не занесло на скользком участке, и дважды она умело справилась с управлением. Старбака снова восхитило ее искусство вождения. Он скорее замерз бы в сугробе, нежели признался, что в свою первую поездку на ее автомобиле он с трудом справлялся даже с переключением скоростей.
Не прошло и пяти минут, как она свернула с главной дороги на проселочную, с глубокой колеей из замерзшей грязи.
– Я хочу, чтобы ты остался в джипе, – сказала она, затормозив у довольно потрепанного здания.
– Я обещал лишь не вмешиваться, – напомнил Старбак. – Но не соглашался оставаться в машине.
– Ты всегда такой упрямый? – вскипела она.
– Всегда.
Процедив ругательство, она рывком распахнула дверцу, соскочила с сиденья и зашагала по глубокому снегу. Старбак, мысленно ответив ей очередной обоймой древних сарнианских проклятий, последовал за ней.
Сцену, открывшуюся им в скромной, но аккуратной гостиной, трудно было бы назвать домашней идиллией. Женщина лет сорока в ужасе окаменела рядом с продавленным диваном. В волосах цвета воронова крыла блестели серебряные нити, а тонкие закушенные губы совершенно побелели. На щеке был виден след от удара, темно-багровый синяк разливался на мертвенно-бледной коже. Вид у нее был изможденный, усталый и смертельно испуганный.
