Однажды утром Вадим зашел в кабинет врача.
- Вы с жалобой?
- Я не больной, а посетитель, - сказал Вадим.
- Слушаю вас.
Вадим рассказал о своих проблемах. Доктор рассматривал язык, но не был удивлен.
- Я знаю об этом случае, - сказал он, - мой отец был тоже врач; он присутствовал при вашем рождении. У вас был брат, который быстро умер. Он вообще не был похож на человека, он был волосат, имел хвостик и рожки. Вам это о чем-нибудь говорит?
- Почему же он умер?
- Скажу правду, сейчас это не имеет значения. Его умертвили. Никто не знает, что произойдет, если дьявол поселится в этом мире. ОН ведь князь тьмы, пусть и остается во тьме. Вы случайно не знаете своего отца?
- Нет.
- И мать не проговорилась ни разу?
- Нет.
- Хотя я не очень верю в дьявола, - сказал доктор, - но вывод однозначен. У вас только змеиный язык и ничего больше?
- Ничего больше, но он растет.
- У вас есть необычные способности?
- Да. То что я говорю всегда сбывается. Когда я лгу, мне всегда верят. Я могу убедить человека сделать все что углодно, даже прыгнуть с крыши вниз головой. Женщины меня одновременно и обожают, и ненавидят, но оставить не могут. Я могу рассказать о том, чего не знаю, и не ошибиться.
- Как это? - спросил доктор.
- Я просто позволяю языку говорить вместо меня. Собственно, всеми способностями я обязан языку.
- Что ещё вы можете?
- Могу говорить стихами.
- Попробуйте.
Вадим огляделся:
- Ручная тень свернулась у окна калачиком, и Бог диктует рифмы, и длится, гаснет, и страдает, гибнет мгновенье, пробужденное от сна. Две полки книг. Провал окна. Стена. Там снег. Здесь электрические пятна. Жизнь так проста и страшно непонятна как исповедь печального лгуна...Еще?
- Достаточно. Это было убедительно. Мне интересно узнать каким образом вы думаете, так ли, как обыкновенный человек? Попробуйте рассказать.
- Я попробую... - сказал Вадим. - Постоянное чувство обнаженности души... Именно так. Душа прочна как стекло, если вычесть из него хрупкость. Никакие обычные впечатления не могут ранить её, не могут оставить на ней царапины - для этого нужен, как минимум, бриллиант. Правда, одна царапина на ней уже есть. Мне безразлично абсолютно все и в то же время я чувствую все намного яснее и намного иначе (правильное сочетание). Но не только мир не может проникнуть в меня, но и я не могу проникнуть в него. Я более чем спокоен, спокойствие перехлестывает через красную черту - даже сейчас мне все равно поймете ли вы меня. Все раны, которые вы называете душевными, ранят на самом деле лишь тонкую кожицу души. Я не знаю что там, под ней. Впечатления дня странно смешиваются и создают mixture - одновременность последовательности. А ведь Спенсер так и определял жизнь. Например, сейчас два несвязанных впечатления дня, совершенно незначительных, накладываются друг на друга и этот тандем почему-то имеет смысл. Первое: увиденная утром свободная (свободно начертанная) подпись изнутри на стекле. Второе: я забыл как по-немецки "почему?". хотя помню французский. испанский и итальянский варианты...
- Хватит, - сказал доктор, - я уже понял, что ничего понять не смогу. А как у вас с добром и злом?
- Меня не волнуют эти понятия.
- А с тех пор как стал расти язык?
- Наверное, зло стало ближе.
- Тогда нужно делать операцию. При современных методах физической угрозы нет. Насчет сверхфизической ничего сказать не могу. Может быть, ОН пытается как раз сейчас проникнуть в мир через вас. После операции вы станете обыкновенным человеком.
- Я не хочу быть обыкновенным.
- А вы были?
- Нет.
- Тогда откуда вы знаете, что быть обыкновенным плохо?
Ему надоело одиночество и эту ночь он провел с Эстой. Эста говорила с легким украинским акцентом и выкладывала о себе все до конца, уткнувшись глазами в подушку.
- Почему ты не смотришь на меня?
- Я тебя боюсь.
К этому времени он тоже успел рассказать ей многое о себе.
- Почему? Самое большее, что я могу тебе сделать - это бросить одну. Это не так уж страшно. Я так и сделаю когда кончится ночь. Ты же меня не любишь?
- Нет.
- Значит все в порядке.
- Что ты решил?
- Ты об операции? Буду делать. Стану обыкновенным, таким как все. Да, пока не забыл, дай мне листок бумаги.
Он написал на листке адрес и имя:
- Вот человек, с которым ты будешь счастлива. Пока ещё мои слова исполняются. Ты просто придешь к нему и скажешь: "Я хочу быть с тобой". Поверь. он ждет именно тебя. Обещай, что назовешь сына моим именем. - А если будет дочь? - Тогда называй как хочешь. Так ты пойдешь? - Да. Послезавтра. - Почему не завтра? - Потому что завтра я обещала другому. Он мне хорошо заплатит. Я ведь обыкновенная, а не какая-нибудь принцесса из сказки.
- Я этого не понимаю.
- Станешь обыкновенным - поймешь.
Он вернулся в палату под утро. Идя по коридору, он почему-то вспоминал того человека, которому он отдал свой плащ и шляпу. Его наверное, убили и присыпали снегом. Это первая смерть на моей совести, - думал он, - нет, вторая, если считать Кристину, которая отравилась газом. Но у неё всегда были не в порядке нервы. Но того человека я послал не задумываясь. Что, если ОН именно сейчас пытается проникнуть в мир через меня? Я не могу этого позволить.
В палате пили и играли в карты. СашкаижирныйГришка сидело на кровати и играло само против себя. Дрель лежала рядом, выключенная. Четыре бутылки были откупорены и выпиты наполовину.
- Давай с нами, - сказало чудовище.
- Не хочу, - ответил Вадим.
Чудовище пошевелилось и его лица стали удивленными.
- Он не хочет выпить с нами?!!
Оно включило дрель.
Еврей задергался на своей кровати и закричал. Видно, сегодня ночью его слегка пытали. Человек со стальным черепом встал с кровати, двигая туловищем как робот. Шахматист оторвался от доски. Даже умирающий бегун открыл глаза и часто задышал.
- Посмотрите, - сказало чудовище, - он ведь за все время ни разу не выпил с нами.
Сашка отделился от жирного Гришки и встал у дверей. Жирный Гришка поднял дрель.
- Сейчас мы ему поможем!
- А вдруг не расцепит зубы?
- Просверлим!
Вадим почувствовал, как что-то черное заворочалось внутри, радостно заворочалось. Будто просыпался каменный исполин и протягивал руку к своей булаве. Жирный Гришка остановился, в его глазах был не ужас, а что-то запредельное, не сравнимое с обычным ужасом. Умирающий бегун вскочил на единственную ногу и упал, потом завыл и заполз под кровати.
Вадим взглянул на свои руки. Они потемнели и переливались пятнами разных цветов - от ярко красного до почти черного и перламутрового. На запястьях появились волосы. Пальцы удлинились раза в два и стали толще, на каждом коготь, величиной с медвежий. Он открыл рот и зашипел настоящим змеиным шипением. Двухголовое СашкаижирныйГришка снова склеилось и забилось в дальний угол. Узкая больничная пижама лопнула под напором раздувшихся мышц. Вадим ощутил, как приподнимается к потолку его голова и схватился за спинку кровати чтобы не потерять равновесия. Спинка оторвалась и прикованный еврей быстро освободил свою ногу. И все потонуло в красном тумане.
