Голос его звучал глуше, и эхо, отозвавшееся на него, было еще более причудливым.
— Да, это грандиозно, — сказал Адамс. — Но это совсем не то, ради чего мы сюда пришли.
Он повернулся и в упор посмотрел на меня.
— Но, командор, — сказал я. — Это же только остановка в пути!
Я удивлялся чувству, которое возникло у меня к нему.
Я не испытывал никакого гнева или раздражения. Наоборот, я наслаждался его волнением, настороженностью и, конечно, замешательством.
Мы вернулись в кабину и сели, как прежде. Я закрыл прозрачный верх и предупредил:
— Отсюда гораздо круче. Вам может быть нехорошо.
И, не дожидаясь ответа, перевел рычаг на самую большую скорость. В то же мгновение шахты исчезли, и мы снова очутились в круглом, наклоненном туннеле, несясь вниз с такой скоростью, что вместо мелодичного жужжания слышался резкий визг. Не чувствовалось и прежнего спокойного покачивания. Вместо него была полная неподвижность, вызванная тем, что наши тела оказались буквально расплющенными о сиденья.
Никогда раньше я не осмеливался на такую скорость и даже стал опасаться, что могу пронестись мимо цели. Передвинув рычаг, я замедлил ход, и кабина начала двигаться медленнее. Визг сменился обычным жужжанием, и давление на тело заметно ослабело. Снова почувствовалось легкое покачивание кабины…
Мы остановились точно на том месте, где я останавливался всегда. В скале виднелась ниша. Из нее, через отверстия металлической решетки, лился свет. Я глубоко вздохнул и, стараясь не смотреть на них, заговорил:
— Мы опустились так глубоко, джентльмены, что изменение температуры и давления может забеспокоить вас. Но не волнуйтесь: никаких последствий это не вызовет.
Я откинул прозрачный верх, Адамс открыл дверцу, и мы вышли на узкую площадку. Здесь не было ничего, что могло бы привлечь их внимание. Только уходящий в обе стороны низкий сводчатый туннель. Его стены, пробитые в глубинных породах, тускло мерцали в свете редких огней.
— Мы находимся в пятидесяти милях от поверхности планеты, — сказал я и услышал, как Остроу перевел дыхание, а у Адамса сорвалось с губ какое-то невнятно произнесенное слово. Их лица блестели от пота, они прерывисто дышали.
Я открыл лучевой замок и распахнул металлическую решетку. Потом вошел в нишу, сделав им знак присоединиться ко мне. Они осматривали выступ выпуклого футляра на стене, когда прямо перед ним из-под пола выдвинулся воронкообразный оптический прибор.
— То, что находится на глубине еще пятидесяти миль под нами, — сказал я, показывая на базальтовый пол, — и будет ОТВЕТОМ НА ВОПРОС, майор Остроу, который привел нас сюда: ИСТОЧНИК ЭНЕРГИИ.
Я снял выпуклый футляр с огромного зеркала и установил его на опорных стойках под нужным углом.
— Подойдите ближе, — сказал я. — Смотрите в это зеркало и никуда больше. Слышите? Больше никуда и боже избави вас обернуться!..
Они глядели на меня недоверчиво. Но вот Остроу что-то тихо сказал, взял Адамса за руку и повернул его лицом к зеркалу. Я встал рядом с ними и нажал выключатель, который должен был сдвинуть крышку с оптической воронки в полу позади нас…
Наступила минута, которой я так ждал: в то время, как они будут смотреть в зеркало, я буду смотреть на их лица… Но я не смотрел на них. Не смог! Мне следовало бы знать, что жуткое очарование этого кошмарного зрелища заставляет забывать обо всем. Так было со мной и раньше. Так будет всегда.
В зеркале отражалось море бушующей плазмы, океан огня, переливающийся всеми цветами спектра, преисподняя, ужасающий и пленительный ад…
Не знаю, как долго мы простояли неподвижно, пока я не протянул руку к выключателю. Я слышал, как крышка оптического прибора позади нас скользнула на место, и зеркало погасло.
Только освободившись от плена плазменного ада, как бы очнувшись от гипноза, я постепенно почувствовал себя свободным и смог взглянуть на их лица. Они были бескровны. На них выделялись расширенные, потемневшие, подернутые чуть ли не смертной пленкой глаза. Прошло много времени, пока они смогли сосредоточить на мне взгляды, а затем внимание.
— Вот ответ на ваш вопрос, — сказал я. — Вы видели ничтожный отблеск креллевского источника энергии, равного десяти тысячам атомных реакторов, вместе взятых. Это сила взрывающейся звезды. Космическая Сила!
Они переглянулись с каким-то странным выражением, но продолжали молчать. Я вывел их из ниши, закрыл решетку и запер лучевой замок. Повернувшись к кабине, я вдруг почувствовал себя плохо и понял, что дошел до крайней степени изнеможения. Я зашатался. Остроу хотел поддержать меня, но я отвел его руку. Поворачивая на 180 градусов сиденья в кабине, я был вынужден одной рукой держаться за дверцу, чтобы не упасть. С большим усилием я выпрямился и пригласил Остроу садиться. Он вошел в кабину, не говоря мне ни слова, но когда оба они устроились на прежних местах, я заметил, что он снова внимательно изучает меня, но уже с точки зрения чистой медицины. Я старался не показывать свою слабость и медленно, размеренно, спокойно манипулировал рычагами, не давая им возможности заметить комбинацию их наклона, необходимую для движения кабины в обратном направлении.
— Мы возвращаемся на поверхность, — сказал я, стараясь придать голосу обычный тон. — Могут возникнуть неприятные ощущения, когда начнут меняться температура и давление…
Я хотел добавить, что волноваться по этому поводу не нужно, и не мог. Это оказалось уже выше моих сил. С огромным трудом я нажал на рычаг, опускающий прозрачный верх кабины, и, когда он встал на место, включил скорость…
Последнее, что я почувствовал, это взгляд Остроу, пристально наблюдавший за мной…
Глава шестая. МАЙОР МЕДИЦИНСКОЙ СЛУЖБЫ Ч. КВ. ОСТРОУ
1
Состояние Морбиуса меня очень беспокоило. Он выглядел совсем больным, и я невольно задавался вопросом, что нам делать, если он свалится, прежде чем мы достигнем поверхности. Но он выдержал. По-видимому, состояние его улучшалось по мере того как мы поднимались, а температура и давление ослабевали. Когда кабина остановилась и мы снова очутились у входа, он, казалось, чувствовал себя так же, как и тогда, когда мы отправлялись в это невероятное путешествие.
Он провел нас через лабораторию в свой кабинет, а через него — в гостиную. Робот все так же стоял у двери, и один только вид его опять поразил меня. Морбиус пригласил нас сесть и сам опустился на диван. Он устало сказал:
— Робби, вина.
Робот повернулся и вышел, и только тут я осознал, что кто-то из нас наконец произнес слово с тех пор, как мы оторвались от этого неописуемого зрелища пятидесяти миль под ногами.
