— Убедите малайцев не торопиться, — снова услышал я голос, усиленный мегафоном. — Перевал завалило, его расчищают. Мы уверены, что автобус и все прочее окажутся здесь часа через три.
Я повторил услышанное малайцам.
Они недоверчиво покачали головами. А Роджер приказал:
— Крикни им, чтобы поторопились. Мы не хотим ждать. Нам плевать на перевал. Пусть пришлют вертолет. Крикни им, что через три часа мы расстреляем очередного заложника. Мы устроим тут такую бойню, что ваших солдат и через много лет будут презирать.
Он неудачно привстал, и пуля разнесла поручень над его головой.
— Автобус скоро придет, — сказал я Роджеру. — Все условия будут выполнены. Надо только подождать немного.
Будь внимателен к заказчикам, Эл.
Если заказчик не уверен в успехе, если он сомневается в успехе, он будет мешать тебе. Если, наоборот, он уверен в успехе и нисколько в нем не сомневается, это может размагнитить тебя “Когда, магистр, нас постигнет неудача?” Обдумай этот вопрос.
Альберт Великий (“Таинство Великого деяния”) в устном пересказе доктора Хэссопа.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………. белые зубы, свежее дыхание — весьма уместная реклама для общества, четвертые сутки находящегося в запертом заминированном вагоне. Малаец Йооп, похожий на обезьяну в берете, сидел в углу и негромко молился. Щебетал негромко, никто ему не мешал. Зато Пауль нервно и злобно скалился, не вступая, впрочем, в пререкания, — люди были слишком измучены. Фермеры, вытащив из‑под сиденья плетеную корзину, экономно раздавали заложникам последние сохранившиеся у них яблоки.
Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, сжал виски ладонями.
— Что пользы человеку от всех трудов его?..
Мне послышалось?
— Всему свой час, и время всякому делу…
Нет, мне не послышалось.
— Время родиться и время умирать…
На какое‑то время я отключился, провалившись в тяжелый сон.
К сожалению, и во сне, объятый тревогой, я бродил по каким‑то полянам. Там был ручей, перегороженный плотиной, но в бревенчатых хатках, торчащих над водой, жили, кажется, не бобры, а коричневые братцы.
А разбудили меня выстрелы.
Мой медлительный сосед смиренно сидел под взрывным устройством, крепко к нему привязанный. Долгополым пальто он укрывал мерзнущие колени. Осмотревшись, я отметил отсутствие старика, пару часов назад развлекавшего заложников бесконечными рассказами о бобровом штате. Старик, радуясь, все твердил про какую‑то реку Брейн (не знаю, где такая течет), о бобровых плотинах. Растягивая гласные, он утверждал, что форель ловится там большая, и показывал при этом руками ее размер.
— Его увели?
— Да, — кивнул мой сосед. — Вы спали.
— Зачем они это делают?
— Вероятно, их требования не удовлетворяются.
Он мог мне не объяснять. Но он объяснил, и я счел это хорошим знаком. Он постоянно сбивал меня с толку. То он действительно был Шеббсом, фотографии которого я прекрасно помнил, то в нем что‑то менялось. И в том, и в другом случае мне казалось, что он видит меня насквозь. Я лгал ему, и он чувствовал, что я лгу. Он здорово походил на Шеббса, который приличную часть жизни провел в Ливенуорте, и в то же время он не был Шеббсом. Я спокойно мог залезть в его карманы, когда он спал, но что толку в еще одном липовом удостоверении личности? Я не понимал его.
— Что вы думаете обо всем этом?
— То же, что и вы.
— Вам жаль этих людей?
Шеббс медленно поднял на меня глаза и промолчал.
— Почему вы сказали, что Пауль скоро умрет?
Я не мог, я чувствовал — нельзя выводить его на разговор о пожирающих друг друга змеях — красной и зеленой. Они все еще красовались на светлой коже испорченного кресла. Я не мог даже спросить: вы ли это сделали? Интуитивно я чувствовал, что это опасно. И нисколько не удивился ответу:
— Потому что Пауль действительно скоро умрет.
— Вы ясновидец?
— Нисколько.
— Почему же вы так говорите?
— Разве это не общий удел?
— Мы умрем все?
Я затаил дыхание. “Прогулка…” — кажется, так сказал шеф.
— Нас убьют малайцы?
Шеббс надолго задумался.
Потом сказал:
— Малайцы ищут не там.
И замолчал.
А я снова подумал, что это не Шеббс.
Этот человек здорово сбивал меня с толку. Преступники не перерождаются, преступление, как правило, отупляет преступника.
— Вы вошли в поезд в Спрингз-6?
Он кивнул.
— Я не видел вас на перроне.
— А я видел вас… — Он сидел, опустив глаза, и не смотрел на меня, старательно отталкиваясь от моей лжи. — Было темно, но я вас видел… Вы стояли на перроне и курили, а потом разговаривали с кассиром… У меня сложилось впечатление, что вы кого‑то ждали…
Я чуть не ответил: вас!
— Почему у вас сложилось такое впечатление?
— У вас было такое лицо… — Он смотрел прямо на меня.
Я ждал, что он еще скажет. Я не видел дна в его глазах. Джекки, старый его приятель, хорошо обрисовал его. Когда вдвоем они бродили по осенним лесам бобрового штата, разыскивая потерянные деньги, Шеббс много чего болтал. А потом в Джоплине, где они снимали комнату, Джекки видел приятеля под душем. Ноги Шеббса оказались фиолетовыми до самых колен, каждая вена вздута — сплошное пурпурно–голубое месиво. Он спросил, что это у него. И Шеббс объяснил. Оказывается, когда он падал на землю, его ударило о сухое дерево, а потом долго тащило по скальному грунту, усеянному обломками камней. У него ботинки были полны крови. Джекки не знал, насколько можно верить Шеббсу, очень уж тот иногда завирался. Впрочем, за будущее Джекки был спокоен, свое он в любом случае должен был получить. Он не зря вытягивал из Шеббса всякие подробности. Если они найдут пластиковый мешок с деньгами — отлично, а если не найдут — тоже ничего страшного. Он напишет книгу о приключениях своего приятеля. Он твердо решил написать такую книгу. И самое забавное: он действительно потом написал такую книгу, но она оказалась никуда не годной. По рукописи мы с Беррименом и вышли на Джекки.
С Шеббсом не было скучно.
Повинуясь тайным течениям своего воображения, он вдруг начинал все отрицать.
Он и не прыгал с парашютом, он и не умеет этого, и он никогда не видел больших денег. Он, дескать, всего лишь один из сообщников, даже не самый главный, а самолет на самом деле угнал один из пилотов. Да и как он мог угнать самолет? Шеббс наивно разводил руками. Ну, угнать, может, и угнал бы, но откуда ему было знать, как выйти из “Боинга-727” прямо в воздухе? (Кстати, позже все машины этого типа были переоборудованы; на них поставили специальный блок, который сделал невозможным выпуск кормового трапа в полете).
