Кое-кто из наших сумел пробормотать: «Да, сэр» — или что-то в этом роде. Но большинство продолжало без всякой помощи МозгоДрузей снова и снова пересматривать сцену вивисекции.
— Сэр? Сэр?! Я вам не сэр, а целый долбаный мастер-сержант, усекли, засранцы? Мое дело — сделать так, чтобы у вас остался хотя бы ничтожный шанс прожить немного подольше! Вы будете говорить: «Да, мастер-сержант», когда должны дать утвердительный ответ, и «Нет, мастер-сержант», когда ответ будет отрицательным. Вам понятно?
— Да, мастер-сержант! — ответили мы.
— Вы можете ответить и получше. Попробуйте еще раз!
— Да, мастер-сержант! — заорали мы. Судя по тембрам голосов, кое-кто уже пребывал на грани истерики.
— Мне поручено на протяжении следующих двенадцати недель попытаться научить вас быть солдатами, и, клянусь Богом, я это сделаю, несмотря даже на то, что заранее могу сказать: никто из вас, говнюков, совершенно ни на что не годится. Я хочу, чтобы каждый из вас хорошенько обдумал мои слова. Это вам не старомодные земные вооруженные силы, где сержантам требовалось всего-навсего сгонять с солдатиков жир, накачивать слабых и натаскивать дураков. Каждый из вас пришел сюда с большим жизненным опытом и новым телом, которое находится в наилучшем физическом состоянии. Вы, наверно, думаете, что от этого моя работа станет легче? Это. Не. Так.
У каждого из вас накоплен семидесятипятилетний груз дурных привычек и личного мнения о своих возможностях — и все это я должен выбить из вас за какие-то жалкие три месяца. К тому же вы считаете свое молодое тело замечательной новой игрушкой. Я ведь знаю, чем вы занимались всю последнюю неделю. Вы трахались, как взбесившиеся макаки. И что же дальше? Да, вы угадали. Игры кончились. Считайте за счастье, если кому-нибудь из вас удастся хотя бы разок потеребить конец или дыру, пока будете мыться в душе. Будем учить вашу замечательную новую игрушку работать, мальчики и девочки. Потому что я должен сделать из вас солдат. И для этого потребуется хорошенько потрудиться.
Руис еще раз прошелся вдоль строя.
— Я хочу, чтобы каждый из вас зарубил себе на носу одну вещь. Мне не нравится и никогда не понравится никто из вас. Почему? Потому что я знаю, что, как бы мы с моими помощниками ни старались, какой бы замечательной ни была наша работа, вы все равно очень скоро опозорите нас. И от этого мне больно. Я просыпаюсь по ночам из-за того, что, как бы хорошо я ни обучил вас, вы обязательно подведете тех, кто будет воевать бок о бок с вами. Самое большее, на что я могу надеяться, — что вы отбросите копыта в одиночку, а не утащите за собой на дно весь свой гребаный взвод. Повторяю: если мне удастся сделать так, чтобы каждый из вас убил только себя, я буду считать, что добился полного успеха!
Дальше. Вы можете подумать, будто я ненавижу всех и поэтому моя ненависть, естественно, распространяется на любого новобранца. Позвольте заверить — это не так. Каждый из вас многократно обгадится, но обгадится своим собственным неповторимым способом, и потому у меня будут очень индивидуальные основания не любить каждого из вас. Хотя почему будут? Уже сейчас я вижу в вас такие качества, от которых меня форменным образом тошнит. Вы мне верите?
— Да, мастер-сержант!
— Эй вы, говнюки! Кое-кто из вас все еще надеется, что я буду ненавидеть не его, а какого-нибудь другого парня. — Руис вытянул руку и указал на равнину, над которой поднималось солнце. — Воспользуйтесь вашими прекрасными новыми глазами и рассмотрите во-о-он там релейную башню. Она чуть-чуть высовывается из-за горизонта. До нее десять кликов[8], леди и джентльмены. Сейчас я выясню о каждом что-нибудь особенно мерзкое, а потом вы все быстрее собственного визга побежите к той гребаной башне. Если кто-нибудь не уложится в час, весь взвод побежит завтра утром еще раз. И так до тех пор, пока все не будут успевать вовремя. Понятно?
— Да, мастер-сержант!
Я отчетливо видел, как люди пытались считать в уме: он приказал нам пробежать все это расстояние со скоростью одна миля в пять минут. И мне было совершенно ясно, что завтра нам придется бежать снова.
— Кто из вас на Земле служил в вооруженных силах — шаг вперед, — приказал Руис.
Семеро наших вышли вперед.
— Черт бы вас побрал! — громко заявил Руис. — Больше всего в этой гребаной вселенной я ненавижу пополнение из старых вояк. Нам придется потратить уйму лишнего времени и усилий, чтобы заставить вас, ублюдков, позабыть обо всех тех глупостях, которым вас учили дома. Вам, сучьим детям, нужно было всего-навсего драться с такими же людьми, как и вы сами! Но даже тут у вас были проблемы! Как же, как же, мы ведь видели всю вашу Субконтинентальную войну. Дерьмо. Шесть лет пыжились и не могли расколошматить противника, у которого всего-то и было, что ружья да пушки. И все равно, чтобы победить, вам пришлось прибегнуть к обману. Вашими атомными бомбами только пыль с ушей стряхивать. Если бы ССК сражались так, как ваша американская армия, то знаете, где сегодня было бы человечество? На каком-нибудь астероиде соскребало бы плесень с гребаных стен гребаных туннелей. А кто из вас, долбаков, морские пехотинцы?
Двое из стоявших перед строем сделали еще шаг.
— Вы, гондоны, хуже всех, — прогремел Руис прямо им в лица. — Вы, ублюдки самодовольные, загубили больше солдат ССК, чем любые чужаки. Потому что делаете все не так, как положено, а как делали в вашей долбаной морской пехоте. У вас, наверно, были на старых телах татуировки «Семпер фи»[9]. Ведь были?
— Да, мастер-сержант! — ответили оба.
— Ну, так вам обалденно повезло, что они остались на вашем старье. Потому что, если бы я их сейчас увидел, клянусь, я бы немедленно разложил вас прямо здесь и своими руками вырезал бы эту пакость. О, может быть, вы думаете, что я бы этого не сделал? Так зарубите себе на носу, что в отличие от вашей чертовой драгоценной морской пехоты или любого другого рода войск инструктор ССК — бог. Я могу сделать из ваших поганых тел и кишок пирог с начинкой, и мне, в крайнем случае, напомнят, чтобы я послал какого-нибудь другого остолопа убрать грязь.
Руис отступил на пару шагов, чтобы охватить одним взглядом всех бывших военных.
— Это настоящие вооруженные силы, леди и джентльмены. Вы не в армии, не на флоте, не в авиации и не в морской пехоте. Каждый из вас — один из нас. И каждый раз, когда вы будете забывать об этом, я буду отбивать чечетку на ваших сраных башках. А теперь… Бего-о-ом марш!
Семеро рванули с места.
— Кто гомосексуалисты? — продолжил допрос Руис.
Вышли четверо новобранцев, включая Алана, который стоял рядом со мной. Я видел, что у него удивленно приподнялись брови.
