– Всех нас что-то сковывает и все мы обязательно что-то должны забывать. Без этого не возникнет желания преодолевать, исчезнет развитие.
– Нет-нет, не то… Знаете, я влюблена в людей. Добрые, талантливые, великие существа! Все понимают и на все сразу же отзываются… Вот вы, например… Что вы о себе знаете? Вы даже и не цените свой талант.
– Ценю.
– Все равно не так. И еще. Меня не покидает странное чувство: я ощущаю свободу, а пользоваться ею не могу… Мне хочется петь песни и объясняться в любви, а что-то держит, что-то не пускает…
– Вы поэт, – тихо сказал я и бережно сжал ее голубоватые пальцы. Во мне просыпалось большое необъяснимое чувство, которое, боюсь, называется любовью…
– Поэт? – переспросила Юлия. – Может быть…
Но не только поэт. Есть что-то другое. Не знаю что…
Я коснулся губами нежной, прохладной щеки девушки. Она ответно поцеловала меня в висок и сказала:
– Это мне и нравится больше всего. Раскованность и целомудрие. Мы верим друг другу, мы не можем жить друг без друга!.. А теперь пойдемте, – потянула меня за руку. – Максим Николаевич ждет.
Собранный этюдник я повесил через плечо, а сумку с провизией и красками отняла Юлия. Так и не удалось мне все свое нести самому – девушка ни за что не соглашалась отдать довольно тяжелую сумку и весь путь до археологического домика ни разу не отдохнула.
Когда я увидел Максима Николаевича, мною овладело странное, противоречивое чувство. С одной стороны, этот сильный мужчина с мужественными чертами лица и открытым взглядом мне сразу понравился – я почувствовал к нему симпатию; с другой же стороны – что-то во мне воспротивилось. Я весь вспыхнул, не смог утаить безрассудной ревности; к счастью, они ничего не заметили.
Песок я отгребал механически, напряженно наблюдая боковым зрением за Юлией. Лучи солнца играли в пушистых прядях ее шелковистых волос, и сам я чувствовал себя маленьким, счастливым лучиком, который с радостью запутался в нежданных тенетах… Однако созерцание Максима Николаевича, его напряженной фигуры, порывистых движений возвращало меня в реальность, наполняло горечью и досадой. Даже в тот момент, когда рухнули своды, я успел заметить, что Юлия прежде всего бросилась к нему…
Очнувшись, я увидел, как Юлия плачет и целует неподвижное лицо Максима Николаевича…
Дальше шли описания мук ревности Улугбека.
В ракетоплане. В больнице. Дома. При встречах с Юлией и расставаниях. С ней и без нее. Сквозила мысль-обида: да как Юлия может не замечать его любви? Почему так легко разбрасывает свои чувства? Хорошо ли это?
Признаться, ярко выраженного криминала я опять не обнаружила (потому и посоветовала Назаровой обратиться в общественный суд). Отметила некоторые абзацы в дневнике Улугбека и набросала тезисы возможного выступления.
По видеотелефону вызвала Матти. Его добродушная очкастая физиономия тотчас же возникла на экране.
– А, ты, Жанна, – заинтересованно произнес он, – Что-нибудь срочное?
– Да, Матти.
– Я все объяснила.
Матти шумно задышал, задвигался, лицо его исчезло, появилось опять – без очков, с воспаленными глазами.
– Вы представляете, что наделали? – наконец, произнес он. – Где Юлия?
– Дома. Пока ничего не знает.
– Немедленно к тебе! Слышишь? Немедленно.
– Хорошо. Я выхожу.
Только успела отворить дверь своего дома – и Матти спешит следом. Взъерошен. Возбужден.
Навстречу – Юлия. Улыбается, протягивает руки. Волосы, прядями спадающие на плечи, переливаются, будто излучают мягкий солнечный свет.
– Дядя Матти! Как долго вас не было, – говорит она.
– Да, деточка, долго… очень долго… – бормочет Матти и странно озирается. – Идем, – он что-то шепчет Юлии и ведет в соседнюю комнату.
Я – следом. Смотрю и ничего не понимаю: Юлия с беспомощно повисшими руками и закрытыми глазами медленно валится на спину. Матти поддерживает девушку и ловко укладывает на диване.
– Что с ней!? – подбежала я, теряясь в самых невероятных догадках.
– Все в порядке, – усмехнулся Матти. – Теперь я спокоен. Она не услышит несправедливых обвинений, не разочаруется во всех нас.
Матти, видимо, прочитал в моих глазах страшный вопрос и объяснил:
– Я усыпил ее. Это совершенно безвредно.
– Но… мы должны ехать!
– Объясним: девушке стало плохо. Ей действительно стало бы плохо. Потом. На суде.
– Объяснениям не поверят…
– Пусть пришлют комиссию.
Вошел Юрий. Я кинулась к нему. Полагала, что он возмутится, отругает Матти, заставит привести Юлию в чувство. Но Юрий молча походил по комнате и спокойно резюмировал:
– Что-то здесь не так. Матти прав. Сначала нужно разобраться.
Замигал видеотелефон. Это Элла. Новая гладкая прическа изменила ее привычную внешность, и я в первые секунды помощницу Матти не узнала.
– Извините, – строго произнесла Элла. – Мне нужен Матти Рану.
– Ну что там? – отозвался Матти.
– Товарищ Рану, вы успели? – многозначительно спросила Элла.
– Успел, – нехотя ответил Матти. – Пожалуйста, занимайтесь своими делами.
Матти ушел, и меня осенила догадка: ну конечно, он отец Юлии! Он привел Юлию к нам, все-все о ней знает. Даже – как в доли секунды усыпить… А эта заинтересованность в судьбе девушки! Так относятся только к дочери…
Я думала об этом, верила и не верила, взвешивала «за» и «против», в конце концов все предположения разрушила одним махом: Матти-отец? Это невероятно! Это невозможно! Он бы не смог всю жизнь скрывать такое счастье!..
Без пяти два мы с Назаровой были во дворце справедливости. Она направилась в зал, а я зашла в буфет выпить минеральной воды. Здесь никого не было. Едва сделала глоток, услышала у дверей, с внешней стороны, возбужденный голос Матти.
– …нет, нет, ни в коем случае! Она ведь живой человек! Понимаешь – живой!
– Но согласитесь, – (это голос Эллы) – утаивать от человечества не имеете права! Такое открытие!
– Никто не собирается утаивать. Всему свое время. Неужели тебе не понятно, какую травму, сами того не желая, мы нанесем? Через несколько дней… (голос пропал) – Понимаешь?
– Понимаю, – вздохнула Элла. – Какое у вас большое сердце… Всех вы жалеете, всех понимаете…
– Только без комплиментов! – оборвал Матти. – Терпеть не могу пустых слов…
Матти и Элла вошли и, увидев меня, странно переглянулись.
– Ты здесь… – смутился Матти.
– Как видишь. Торопитесь, кивнула я на бутылку с минеральной. – Не то опоздаем.
Матти едва пригубил из стакана, Элла пить отказалась, и мы втроем заспешили в зал.
Ровно в назначенное время профессор Гартман открыл заседание общественного суда. Он вначале удивился – как это так: главный виновник отсутствует, и хотел назначить другой день. Но, выслушав объяснения Матти Рану и Юрия, заявил, что хорошо, в порядке исключения, заседание начнется в данном составе, а по ходу работы, если суд сочтет необходимым, виновницу все же вызовут, или же, при невозможности ее прибытия в суд, дело будет отложено.
