– Это не шокирует тебя? – спросил он.
– Я узнала имя и подумала, что, возможно, вы родственники.
– А ты сможешь? Сможешь взять это имя?
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Ты бы мог еще раз его увидеть. Почему ты этого не сделал?
– Он велел мне больше не приходить.
– Он заботился о тебе. Но прийти следовало.
– Это был приказ, – с горечью ответил Стефан. – Я всегда подчинялся отцу. Я был хорошим сыном, немецким сыном.
– Тебе следовало пойти к нему.
Он с удивлением посмотрел на нее.
– Как ты можешь быть такой святой?
– Не в этом дело. – Она покачала головой.
Но именно это вывело его из состояния отчаяния и дало силы жить дальше. В ней и только в ней одной искал он отпущения своих грехов. И все-таки что-то было утрачено. Он попытался стать другим. В годовщину их свадьбы он спросил:
– Ты ненавидишь меня за прошлое?..
Она улыбнулась и ответила:
– Я всегда буду любить тебя.
Он поверил ей и успокоился. Но шли годы, и его вера ослабла. Он понимал, что это происходит не потому, что меняется она, а потому, что он падает в пропасть собственного отчаяния. Стефан не мог поверить в то, что она любит его, несмотря на прошлое, и считал каждое признание ложью. Ложью во имя того, чтобы сохранить мир или даже из страха перед ним, Стефаном.
Он неотрывно смотрел на освещаемые солнцем вершины холмов. Была ли это просто доброта, просто любовь, и достаточно ли их, чтобы уничтожить все зло?
– Расскажите мне все, что знаете, – попросила Бриджет.
Он взял из кухни ключ, пошел в гардероб и открыл замок на корзине. Грета лежала на подушках, но не спала. Взглянув на малышку, Стефан удивился, что не заметил этого раньше. Несмотря на миниатюрное личико, ошибиться было невозможно. Он не знал, как долго он находился в гардеробной.
– В башне я нашел бумаги, – сказал он. – Среди них – свидетельство о браке между Вероникой Шоунси из Корка и Карпом Хофрихтом из Мюнхена, датированное тысяча девятьсот двадцать девятым годом.
Бриджет нахмурилась, пытаясь вспомнить.
– Вероника… Дед что-то рассказывал о ней. Это его сестра. Она встала на сторону Шеймуса, когда братья поссорились. Она вышла замуж за немца? Вы хотите сказать, что дневник… Человек, который написал его, – мой дядя?
– Получается так.
– Но она никогда не жила здесь.
– Она умерла в Германии до войны. Я думаю, от рака.
– Вы сказали, что знаете о маленьких человечках… об их родителях. – Бриджет взглянула на Грету. – Это имеет отношение к тете и дяде?
– Пожалуй, только к дяде. Может быть, ее смерть натолкнула его на мысль изучать проблемы роста. И, возможно, повлияла на него еще как-то.
– Изучать? Вы хотите сказать, дядя был ученым? Но как он мог работать здесь?
– В основном он занимался научными исследованиями в Германии.
– Вы слышали о нем? Он был знаменит?
– Нет, – покачал головой Стефан.
– Рост… – сказала она; наступило молчание. – Это он нашел способ делать маленьких человечков?
– Да. Это его открытие.
– Но как он мог? Никому не разрешили бы проводить такие эксперименты на живых людях. Ни в одной цивилизованной стране.
– Я согласен с вами, – вздохнул он печально. – Но Грета старше, чем вы думаете. Она родилась в тысяча девятьсот сорок четвертом году. В Германии.
– Нацисты…
– У него была лаборатория в горах Шварцвальд. До его появления там находилась частная лечебница. Я думаю, денег ему выделялось достаточно. Их посылали из Берлина. Цитология – очень широкая область и включает в себя многое. Например, проблему старения. Здесь есть отчет на эту тему. Возможно, кто-то из нацистов думал, что удастся продлить жизнь Гитлера до тысячелетия Рейха. Может, ваш дядя сам так считал, а может, обманывал их и продолжал заниматься работой, которая его интересовала. В любом случае они посылали ему деньги и оборудование. И все, что требовалось для продолжения экспериментов.
– Что значит «все»? Пленных?
– Морских свинок и белых крыс. Кошек и собак. И евреев. Или евреек.
Бриджет замолчала, уставившись на Грету. Через несколько минут он продолжил, выражаясь очень точно и без эмоций, потому что никак иначе передать прочитанное было невозможно.
– В лагере был медицинский пункт. Поступающих женщин осматривали на предмет беременности. Если они оказывались в положении, их посылали к нему. Срок требовался не очень большой. Похоже, существовал… критический момент.
– А что он делал? – быстро спросила она. – Расскажите, если это не очень… ужасно.
– Здесь много бумаг, – ответил Стефан. – Часть их них мне не понятна. Он открыл препарат, который назвал стеараном. Вы помните о талидомиде? Для него тоже есть критический момент. После определенного срока беременности он не влияет на плод. Но если его принимать на ранней стадии, то некоторые конечности не вырастают, и ребенок может родиться без пальцев, без рук или ног. Местный эффект, так сказать. А этот препарат дает общий эффект. Рост контролируется гипофизом или его частью – передней долей. Именно на нее влияет этот химикат. Двухмесячный плод – это рыба или рептилия, а четырехмесячный – уже миниатюрный человек. Больше половины срока нахождения в матке он почти не изменяется, а только растет. А эти не росли. При рождении их размер был всего несколько дюймов и вес составлял не более пятисот грамм.
– По зачем это понадобилось? – спросила Бриджет.
Вопрос показался ошеломляюще простым. Вряд ли она поймет его объяснения, но Стефан все-таки решил попытаться.
– Ученый все-таки человек. В характере взрослого сохраняются некоторые черты, присущие ребенку. Многие из людей склонны к бессмысленному разрушению. Для большинства не существует высоких принципов: они поступают так, как диктует и требует общество. Общество, в котором этот человек жил…
(Стефан говорил так бесстрастно, как только мог, но внезапно понял, что не может продолжать. Он закрыл лицо руками, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы. Слепой живет в мире ужасов, улыбается и счастлив, не зная, что его окружает. Если ему вернуть зрение, он почувствует отвращение к жизни, но найдет в себе силы победить страхи, происходящее – не его вина, говорит он себе. Ведь в том, что он теперь ясно видит, есть и хорошее – например, свет и надежда. И все-таки много лет спустя ужасы все еще живут и остаются частью его самого.
– Что делали с их матерями? – спросила Бриджет.
– После родов их возвращали в лагеря.
– Чтобы убить?
– Зачем же еще?
– А он оставлял себе детей. Но мне все еще не понятно, как они попали сюда.
– В тысяча девятьсот сорок четвертом он уехал из Германии в Испанию. Его снабдили документами и, наверное, деньгами. Не Гитлер, а кто-то из руководства Рейха понял, что война проиграна, и попытался обеспечить свое будущее. Может, Борман? Его, как и всех остальных, впереди ждала старость; а ученый, создавший племя маленьких человечков, мог приготовить таинственный эликсир, продлевающий жизнь. Из Испании он приехал сюда.
