– Семьдесят один час, ребята… Я уже и не чаял вас оттуда выдернуть…
– Семьдесят один час – чего? – послышался спокойный голос Зорича.
– Это вас не было семьдесят один час по вашему стандартному времени, – ответил командир. – Мы думали, все, получилось только с девятой попытки…
От его голоса мурашки бегали по коже. Теперь только до Кирьянова начало помаленьку доходить, что они были на волосок… что они очень даже свободно могли и не вернуться из неведомых пространств, и лучше не пытаться даже гадать, что способно было приключиться с героическими звездопроходцами в тех, ни на что не похожих краях…
Глава одиннадцатая
Кажется, чего-то удостоен…
Генерал был невероятно правильный. Генералистее некуда. Ростом чуть не под потолок, косая сажень в плечах. Правда, он оказался не человеком, его физиономия была чем-то средним между человеческим лицом и курносой, брыластой мордой бульдога, но это лишь работало на образ. Вот уж в прямом смысле зверь, а не генерал, с какой стороны ни взгляни…
Он стоял у стола в актовом зальчике, высоченный, почти квадратный, основательный и несокрушимый, как египетская пирамида, в лазоревом мундире с золотыми кометами на погонах, внушительной коллекцией неизвестных наград на груди – среди них Кирьянов с ностальгической грустью углядел российский орден Почета – плетеными золотыми аксельбантами на левом плече и широким златотканым кушаком. Его безукоризненная русская речь, звучавшая трудами транслятора, все же удивительным образом напоминала громоподобное рычание могучего зверя. Правда, Кирьянов слушал вполуха: героизм и самоотверженность… беспрецедентный шаг вперед на тернистом пути научного познания Вселенной… долг и честь… В этом отношении мало что изменилось даже под другими звездами: слова были высокие и правильные, но казались не связанными с происшедшим, раздражали глупой высокопарностью, пышной казенщиной. «Все это уже было, мой славный Арата, – процитировал он, стоя с каменным лицом. – И на Земле, и под другими звездами…»
– Короче говоря, – прорычал генерал, пристукнув лапищей по столу так, что полированная коричневая плита жалобно скрипнула. – Хорошо поработали, душу вашу за хвост и об колено! Хвалю. И отмечаю, что наш сектор, бляха-муха, опять утер нос близлежащим, соседствующим, негласно соревнующимся… Чтоб так мне и дальше, орлы и соколики! Чего там воду в ступе толочь, подходи по старшинству, получай заслуженное! Штандарт-полковник Зорич!
Так и пошло – по старшинству. Когда подошла его очередь, Кирьянов сделал пять шагов к столу, принял из черной лапищи, покрытой жесткой, морщинистой кожей, синюю плоскую коробку с каким-то затейливым золотым вензелем на крышке. Усевшись на место, украдкой заглянул. Там, на синем бархате, покоилась восьмиконечная звезда размером с блюдечко, покрытая россыпью блистающих камешков, ежесекундно менявших цвет и оттенок, разноцветными эмалями, золотыми арабесками тончайшей работы. Регалия выглядела крайне внушительно.
– Ну что, свежие кавалеры? – жизнерадостно рявкнул генерал. – Не буду вас томить казенной бодягой, вы, поди, водочки хотите откушать из полного стакана? Дело хорошее, есть повод. Генералу нальете?
Нет, генерал был правильный, и точка…
Торжество состоялось в той же каминной. Генерал поместился во главе стола, задевая потолок макушкой, покрытой не волосами, а ежиком жесткой шерсти. Держался он, как и подобало правильному служаке: не чинясь, выпил пару рюмок, благодушно порыкивая, сжевал ломоть ветчины, еще раз громогласно поздравил всех уже не казенными словесами, а потом тихонечко улетучился в сопровождении штандарт-полковника, не доводя дело до неуместного панибратства.
Вот тогда все покатилось по накатанной колее – помаленьку расстегнули кителя, а кое-кто и вовсе снял, от рюмок перешли к сосудам повместительнее, заговорили громче и раскованнее, неведомо откуда выпорхнули давешние связисточки, уже поболее числом, даже Чубурах, занимавший свое законное место на каминной доске, с уходом начальства заметно оживился, словно понимал все не хуже людей – и проворно упер со стола апельсин, не дожидаясь, пока угостят, прямо из-под руки у нацелившегося было на тот же спелый фрукт прапорщика Шибко. Последний, беззлобно ему погрозив, проворчал:
– Был бы я зоофилом, я бы тебя поимел, да ладно, живи… Ну, как настроение, обер-поручик?
Кирьянов пожал плечами, покосился на звезду, украшавшую левую сторону кителя. Не было никаких особенных чувств, хотя определенное удовлетворение имело место.
– Это и в самом деле было что-то важное? – спросил он тихо.
– Не то слово, – серьезно ответил Шибко. – Не сойти мне с этого места, гарантом буду… Не просто важное, а эпохальное. Настолько, что для нас даже определение подобрать трудно. Если обратиться к земной истории, то получается, что мы с тобой – Колумб, Гагарин, брательники Райт и Эйнштейн в одном лице, а также Фарадей, Менделеев и куча других персонажей того же полета. Я тебе не стану объяснять, что это за место, потому что сам не понимаю ни черта. Как и подавляющее большинство обитателей Галактики, я разумных имею в виду. Просто никто еще в том хреновом пространстве не бывал, только нашему профессору удалось впервые за чертову тучу лет придумать, как туда пролезть. Ну а с ним за компанию и наша дружная компашка попала в анналы и на скрижали… Так-то. Или сомневаешься? Зря.
– Как-то очень уж камерно все прошло… Не вяжется с эпохальностью.
– Ах, во-от ты о чем… Это, сокол мой, вовсе не по причине отсутствия эпохальности, а исключительно в силу галактической психологии. Не принято, понимаешь ли, награждать при большом стечении публики. Чтобы ненароком не поставить в положение обиженных тех, кто наград еще не удостоился, хотя продолжает честный труд на благо Вселенной. А награжденному, если он существо разумное, и самому должно быть неловко принимать регалию посреди выстроившихся шпалерами полков… Этика тут такая, сечешь? – Он хмыкнул. – А вообще ты, стервец, везучий. Давненько уже такого не припомню, чтобы группу награждали два раза подряд, хоть первый раз – и чисто провинциальной медалькой… Везение, давно признано, чисто физическая категория, вроде электромагнитного поля… так что надо за тебя, ценного кадра, держаться. Удачу приносишь, определенно. Выпьем, талисман двуногий?
– Выпьем, – сказал Кирьянов.
Выпили, закусили. С каминной доски свесился Чубурах, умильно косясь на полупустую бутылку недурственного коньяка и всем видом давая понять, что он тоже не прочь попробовать напиток повелителей.
– Отзынь! – прикрикнул на него Шибко. – Черт его знает, что там у тебя за метаболизм, еще копыта откинешь, стоит капельку лизнуть… Нет, я серьезно говорю, Степаныч: везет нам с тобой как утопленникам. А на эпохальность наплюй. В том-то и фокус, что оценить эту эпохальность в должной степени способна горсточка чокнутых гениев вроде нашего профессора, так было во все века, так оно и останется в любой Галактике. Широкие галактические массы, как я уже говорил, ни хрена не оценят. Как и мы сами. Вот если бы мы приволокли из неведомых глубин пространства девятиголового дракона, плюющегося огнем и матерящегося на трех наречиях, нас бы непременно показали по стерео в вечерних новостях, в лучшее время…
