С другой стороны, если они тут знают, как обращаться с маленькими духами-микробами…
Но Гонув не сказала ничего, а раны Антохины выглядели уже не столько жутко, как вначале. Их снова смазали, а в рот мальчику снова влили лечебное питьё, и на том его оставили в покое.
Женщина лишь дала понять, что скоро раненый проснётся. Может быть, когда солнце уплывёт за горы. То есть вечером. И Алина решила ждать этого момента. Тем более, что надо будет Антошку накормить — он-то, в отличие от них, не ел ещё со времён динозавров. Сто миллионов лет голодал, невольно улыбнулась про себя девочка…
Когда Сашка с мужчинами ушёл, Алина присела рядом с мальчиком.
Взяла его руку в свои. Показалось, что та уже не такая горячая, как давеча. Да и дышит Антошка ровнее, не так уже часто, как раньше. Похоже, помогает зелье, что готовят тут.
Интересно, подумалось девочке, а здесь их уже называют ведьмами? Ведь ведьма поначалу вовсе не «злое» слово было. От «ведать». «Знать», то есть. Те, кто знал травы, знал, как приготовить из них лекарство, знал, как вообще вылечить человека, становились среди своих соплеменников ведьмами. Ведающими.
Вот только интересно, когда так развернулось к ним отношение?
Алина вздохнула. Она не знала. Помнила лишь, что уже в русских сказках ведьмы по лесам прятались, по избушкам на курьих ножках.
Здесь же та женщина, что помогла Антошке, явно пользовалась авторитетом. И тут употребляют какое-то отдельное слово для обозначения статуса Гонув. Но означает ли оно «ведьма», Алина с её нынешним знанием здешнего языка понять не могла.
Сейчас Гонув — так и хотелось сказать по-сказочному: «мать-Гонув» — что-то втолковывала другим женщинам, руководя их работой над шкурами. Что именно делали женщины, Алина не очень понимала. То ли одежду шили — но иголок видно не было. То ли гладили большими камнями. То ли очищали от чего-то.
Сложный процесс. Надо будет разобраться, пока там Гуся гуляет.
Во всяком случае, видела Алина одно: непохожи были эти пещерные люди на тех, что изображали на картинках и в кино в их время. Там первобытные были завёрнуты в лохматые шкуры, ноги-руки голые, грязные все, некрасивые.
Здесь же было всё иначе. Во-первых, одежда. Вовсе не набедренные повязки из шкур. А довольно-таки неплохо выделанная кожа. Меховые вещи тоже присутствовали, но и они не представляли собою грязные шкуры. Нет, всё было если не сшито, то как-то перевязано по швам. Точно! На индейские одежды похожи, что в кино показывают. Эти, куртки и штаны с бахромою. Только там всё сшито костюмерами, конечно. А здесь функционально: обработанные «выкройки» как бы стягивались шнурами, а концы узлов и болтались свободно, образуя ту самую бахрому. Не будь эти люди так похожи на неандертальцев из учебника, можно было бы подумать, что ребят к каким-нибудь апачам занесло. И к их вождю Виннету.
Впрочем, это обстоятельство можно счесть… м-м, хорошим. Наверное. Если неандертальцы похожи на индейцев, значит, они не такие полуобезьяны, как о них принято думать. Значит, с ними можно договориться, если получше разобраться в их языке и обычаях…
И всё же киношными красавцами-индейцами этих людей, конечно, не назовёшь. Типичные неандертальцы, как в учебнике по истории древнего мира изображали. Теперь Алина украдкой их ещё раз рассматривала. Лица грубые, носы здоровые, широки, подбородки скошены, лбы кажутся сделанными из бетона…
Особенно женщины в этом смысле казались уродливыми. Они ведь какими должны быть? Стройными, лёгкими, с большими глазами, с чистым лицом. С бровками тоненькими и ресницами густыми и длинными. Аля понимала кое-что в женской красоте, сама любила рисовать. С детства принцессы у неё замечательно получались. Правда, признаться честно, очень на Барби — на «барбей», как говорил папа, — похожие. Но всё равно ж красивые — этого никто из девочек в классе не отрицал. Даже Ленка Мысина, задавака противная…
Да, здешние женщины красотою не блистали. О стройности и говорить нечего — этакие тушки с мощными плечами и толстыми пальцами. Глазки сидят глубоко, о длинных ресницах и речи нет. Хотя они, может, и большие — но не разберёшь из-за того, что всё глубоко под лбом запрятано. Волосы длинные, но неухоженными их не назовёшь. У большинства они в некие косички заплетены. Тугие, как у негритянок. Понятно, почему. Папа рассказывал как-то после одной из своих поездок, что в Африке народ не просто так две причёски в основном носит — или очень короткую стрижку, или туго заплетённые косички. Там люди так от насекомых спасаются — легче всяких вшей и блох вычёсывать.
Невольно Алина тоже залезла себе под волосы. Как бы кто здесь в них не забрался. Кусаться вроде не кусаются, но голова как-то подозрительно чешется…
И грязными этих людей назвать было нельзя. Раскрашены они были от души — в смысле, мужчины. Точнее, мальчишки, которые на данный момент оставались на месте. Да двое воинов, что тоже не пошли с охотниками. Впрочем, не пошло их больше, но остальные затем куда-то исчезли. А эти двое остались сидеть чуть ниже на склоне — совершенно неподвижные, словно памятники.
Воины были раскрашены в рыжее и серое. Видно, этой, как её, охрой. И глиной. Как оно всё не сошло за ночь, было непонятно. Или подновили наутро?
Женщины же были украшены некими пупырышками — словно под кожу им в определённом порядке засунули мелкие шарики. Даже у маленьких девочек такие рисунки были. Будто из бородавок, вот! Только не такие противные. А просто как бугорки. У некоторых даже на щеках и на лбу.
Правда, пахло от всех. Ногами и подмышками. Но, во-первых, Алина уже притерпелась. А во-вторых, знала — папа говорил, — что в той же Африке запах человека специальную роль играет. У пигмеев, как рассказывал дядя Олег, папин друг, это чуть ли не целый язык. На охоту одними травами «надушиваются», дома другими, а третьими для… Тут они ухмылялись и переглядывались многозначительно, папа с дядей Олегом. Ха, считают её маленькой! Будто она не понимала, о чём они умалчивают. Впрочем, Алина тогда вида не показывала — мужчинам незачем знать лишнее про женский ум.
Да и что говорить про здешние запахи, коли вон мама даже дома изредка подкалывала папу, чтобы тот прекратил метить «свою территорию» брошенными в угол носками. И убирал их куда-нибудь. А папа искренне отвечал, что ничего, дескать, они ещё не вонючие, всего день походил…
Алина даже хихикнула, вспомнив, как фыркала мама, изображая возмущение такой негигиеничностью. Эх, где это сейчас…
Словно в ответ на её размышления к ней подошла давешняя «ведьма». В руке она несла обмазанную глиной… корзину не корзину… плетёнку. В форме кастрюли. Из плетёнки вился дымок.
