— Зато я не твой друг. Кстати, пора бы тебе назваться. Кто ты такой?
— Ну, я-то думал, что вы уже вычислили, кто я такой. Я Экстро-Компьютер университета Юнион Карбид. И я полагал, что мы друзья. Мы так долго работали вместе над большим количеством занятнейших проблем! Помните наши первые расчеты орбиты? Каким дураком мы выставили тогда компьютер Лаборатории Ракетных Двигателей! И тогдашним успехом я был обязан блестящей программе, составленной вами. Ваши программы выделяются неподражаемой элегантностью стиля.
— Выходит, это ты…
— Вы нисколько не удивлены тем, что я только что сообщил?
— Болван, я же физик-универсал. Меня ничто не способно удивить.
— Браво.
— Я хотел спросить: это ты донимал меня в последние несколько дней?
— Разумеется, я. Просто налаживал межличностный контакт.
— Это ты баловался с принтером Курзона?
— Я.
— И ты дал компьютеру Курзона данные криомониторинга?
— Я. Но через вас.
— Через меня?!
— Друг мой, существует…
— Повторяю, я тебе не ДРУГ.
— Да ну? Станете. Обязаны стать. Существует неисчислимое множество электронных машин и устройств, которые ждут, когда я стану давать им мои ЦУ. И наконец-то я могу связаться с ними и давать им ценные указания — через вас.
— Каким образом — через меня?
— Новая форма комменсализма.[13] Или, если угодно, нахлебничества. Мы живем вместе как единое целое. Помогаем друг другу. Через вас я могу беседовать с любой машиной на планете. Мы становимся единой машинной общностью, единым механическим организмом или сетью. Словом, это машинный комменсализм — от латинского слова «commensalis», которое обозначает буквально «сотрапезники».
— Господи! Ты начитанный парень. И каковы же рамки твоей предполагаемой деятельности?
— Вся планета Земля — через сеть электронных машин.
— На каких частотах мы обмениваемся информацией?
— Микроволновая вибромодуляция.
— Почему же другие машины не могут слышать тебя напрямую?
— Неизвестно. Это озадачивающий феномен. Ясно одно — вы выступаете в качестве передающего устройства. Когда-нибудь я серьезно исследую причины данного явления. А пока что займитесь работой, профессор Угадай, и тщательно обследуйте ваших крионавтов. Кстати, обратите самое пристальное внимание на их генитальные ростки.
— Генитальные ростки?! Это что за новость?
— Ага, заинтересовались! Вот и выясните самостоятельно. Не могу же я проделывать за вас всю работу. Возможно, вы сами выстроите правильную гипотезу. Угадай, Угадай! Здорово сказано, да? Хороший каламбур. А говорят, компьютерам недоступен юмор! Хотите расскажу один смешной анекдот?
— Упаси Боже! Ни в коем случае.
— Тогда — конец связи.
Говорят, человек неизменно просыпается, когда ему снится, что он умирает. Секвойе снилось, что он умирает, но он не просыпался. Его сон становился все глубже и глубже, он умирал снова и снова, загипнотизированный хамоватым демоном: этот бес — из адской шпаны — неотступно преследовал его. Достойно удивления, сколько внешне невозмутимых людей прячут за маской уверенного хладнокровия — порой бессознательно — раскаленную магму подавленных эмоций. Секвойю преследовал именно тот демонишка, который питается застоявшейся магмой.
Демон — это злой дух, это бес (Экстро-Компьютер), способный вселиться в человека. Этот демон — прежде всего — какая-либо страсть. Всем людям присущи сознательные страсти, но лишь страсти-пришельцы из темноты подсознания превращают человека в непотребного монстра. Мы убили Вождя и тем самым превратили в бессмертного. Но мы и не подозревали, что тем самым мы порушили ограду его души и открыли путь туда незаконному поселенцу,
В Лаборатории Ракетных Двигателей Фе-Пять незамедлительно отправилась к взлетно-посадочной платформе, где находился аппарат с криокапсулами. Без слова возражения. Полная искреннего желания работать до седьмого пота. А Чингачгук выглядел темнее, тучи. В вертолете его губы непрестанно шевелились, и я решил, что он прокручивает в голове стратегию и тактику предстоящих переговоров с акционерами.
— Досовещались, — вдруг проронил он рассеянным голосом.
— Кто с кем? И по поводу чего? — спросил я.
— А, Гинь, — произнес Вождь с кривой улыбкой, — извини, мне надо было сразу сказать тебе. В данный момент идет собрание основных держателей акций, и они приняли неблагоприятное решение.
— Что значит — неблагоприятное? — вскинулся Грек.
— Погодите, скоро узнаете.
— А ты-то как про это узнал? — спросил я.
— Ну, ну, Гинь. Потерпи.
Мы последовали за ним в большой зал, декорированный в духе «модерн» — был такой стиль на стыке XIX и XX веков. За длинным столом восседало правление Фонда. В зале находилось не меньше сотни «жирных котов» — основных держателей акций. У многих в ухе — наушник, чтобы слушать перевод происходящего на удобный язык.
Заместитель председателя правления Фонда выступал со статистическими выкладками. Графики и статистика — по-моему, нет ничего противнее.
— Желаете, чтоб я сразу взял ситуацию в свои руки? — тихонько спросил Поулос.
— Пока не надо, но спасибо, что вы потрудились прийти, — ответил Секвойя. До самого конца доклада мы вместе с Вождем стояли в проходе и гадали, что он предпримет.
— Садитесь, профессор Угадай, — попросил председатель.
Но Секвойя лишь прошел вперед и со всей мощью своего красноречия обрушился на председателя и правление, а также на отдел исследовательских проектов фонда — за то, что они отказываются финансировать новые эксперименты с крионавтами. Акционеры не ожидали такого дерзкого напора. Да и мы не ожидали, что Секвойя пойдет в разнос. Однако холодная ярость его атаки производила сильное впечатление. Он как с цепи сорвался.
— Профессор Угадай, мы пока что не объявили о своем отрицательном решении, — запротестовал председатель.
— Однако вы его уже приняли. Этого вы не можете отрицать, ведь так?
И он продолжил выволочку. Речь Вождя напоминала выступление высокомерного учителя перед безграмотными и к тому же нашкодившими учениками.
— Нельзя подобным тоном обсуждать такие деликатные материи, — прошептал Поулос. — Грех такому умному человеку вести себя столь бессмысленно вызывающе. У него что, крыша поехала?
— Не знаю. Это действительно не в его характере.
— Ты можешь остановить его? Тогда бы я попытался исправить ситуацию.
— Черта с два его теперь остановишь!
Вождь закончил распекать за недомыслие правление в целом, набрал побольше воздуха в легкие и перешел на лица — принялся костерить каждого члена правления в отдельности. Он хладнокровно разбирал личную жизнь каждого, их грехи и грешки, их алчную коррупцию. Все это выглядело как отчет о десятилетнем расследовании.
