– Передайте спасателям, – сказал Конвей Гендриксу, – чтобы они приближались к пострадавшему особенно осторожно, но не теряя времени.
Любая тварь, живущая при пяти «же», обладает мышцами. А существа, попавшие в подобную передрягу, нередко теряют рассудок.
– Понятно, – встревоженный Гендрикс исчез за переборками.
Конвей возвратился к Курседд.
– Вы слышали, что сказал Гендрикс? – спросил он ее. – Испробуйте комбинации этик элементов при высоком давлении. И помните, что нам нужна прозрачная атмосфера.
– Я подчиняюсь, – после длительной паузы проговорила медсестра. – Но вынуждена добавить, что ненавижу попусту тратить время, даже если это приказ.
Несколько минут Конвей молча боролся с собой, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Но постепенно гнев его на тупость и упрямство наглой сестры начал стихать. Возможно, Курседд и не была такой уж тупой.
Возможно, она была и права в своем выводе о непрозрачности атмосферы. Но что это давало? Факты противоречили один другому.
Весь этот корабль полон противоречий, устало подумал Конвей. И форма его, и конструкция свидетельствовали о том, что его хозяева не привыкли к большой силе тяжести, а гравитационные установки были рассчитаны на пять «же». Судя по окраске помещёний, зрение их обитателей почти не отличалось от зрения самого Конвея, однако, если верить Курседд, в такой атмосфере нужен скорее радар, чем глаза. А уж о неоправданно сложной системе воздухоснабжения и ярко-оранжевой окраске корпуса и говорить не приходится.
В который раз Конвей мысленно пытался нарисовать себе разумную картину из данных, какими располагал, но тщетно. Может, стоит иначе подойти к проблеме...
Он резко включил рацию.
– Гендрикс, соедините меня, пожалуйста, с Госпиталем, – попросил он. – Мне нужно поговорить с О'Марой. Я котел бы, чтобы при разговоре присутствовали вы, капитан Саммерфилд и Курседд. Можно это устроить?
Гендрикс хмыкнул.
– Подождите минутку, – проговорил он.
Конвей слышал, как прерываемый звонками, щелчками и разрядами голос Гендрикса вызывал радиста на «Шелдоне», тот связывался с Госпиталем и просил капитана Саммерфилда немедленно пройти в рубку. Радисту отозвался ровный, бесстрастный голос транслятора, переводивший инопланетного оператора в Госпитале. Через минуту сумятица вызовов стихла, и знакомый голос О'Мары произнес:
– Главный психолог слушает. Говорите.
Конвей коротко изложил ситуацию на погибшем корабле.
– Спасатели пробиваются к центру корабля, – продолжал он, – потому что там наиболее вероятно обнаружить живое существо. Но не исключено, что оно скрывается где-то в боковых отсеках, если там сохранилось давление. В таком случае нам придется обшарить и отсеки, пока мы не найдем его. Это займет не один день. Если пострадавший ещё жив, то он явно в тяжелом состоянии. У нас попросту нет времени.
– И что вы намерены делать, доктор?
– Трудно сказать, – уклонился от прямого ответа Конвей. – Могут помочь некоторые общие данные. Возможно, капитан Саммерфилд поделится какими-то сведениями: при каких обстоятельствах был найден корабль, в каком положении, куда направлялся, что ещё не отметил. Не поможет ли направление полета определить планету, с которой корабль стартовал...
– Боюсь, что нет, доктор, – послышался голос Саммерфилда. – Мы пытались проследить путь корабля, должно быть, он миновал солнечную систему, которая была обследована нами более столетия назад и зарегистрирована как возможный объект для колонизации, что, как известно, означает отсутствие там разумной жизни. Ни одна цивилизация не может за сто лет пройти путь от нуля до космических полетов, значит, корабль стартовал не оттуда. Продолжение этой линии вело в пустоту – в межгалактическое пространство. Видимо, катастрофа вызвала резкое изменение курса, так что положение корабля ни о чем не говорит.
– Что ж, придется отбросить эту мысль, – с грустью произнес Конвей и добавил уже более уверенно:
– Где-то находится вторая половина корабля. Если бы удалось её обнаружить и если там сохранились тела других членов экипажа, это помогло бы разрешить все проблемы. Я понимаю, такой путь может показаться кружным, но в нашем положении он может стать самым быстрым из возможных. Я просил бы начать поиски верой половины корабля.
Конвей замолчал в ожидании бури. Первым отреагировал капитан Саммерфилд.
– Это невозможно! Вы плохо представляете, о чем говорите! Потребуется мобилизовать добрых две сотни кораблей – весь флот сектора, чтобы прочесать этот участок пространства. И все это ради того, чтобы найти каких-то мертвецов и приступить к лечению ещё одного космонавта, который к этому времени тоже станет мертвецом. Мне известно, что для вас жизнь любого существа важнее материальных соображений, – продолжал Саммерфилд несколько спокойнее, – но ваше предложение граничит с безумием. Кроме того, я не имею права не только начать, но даже и предложить такую операцию...
– Таким правом обладает Госпиталь, – вмешался О'Мара. – Вы, доктор, рискуете головой. Если вы найдете вторую половину корабля и в результате пострадавший космонавт будет спасен, мне наплевать, сколько это будет стоить и какой шум из-за этого поднимется. Мониторы будут даже рады, если вы поможете обнаружить неизвестную ранее цивилизацию. Но если пострадавший умрет или он уже умер, вся ответственность, доктор, падет на вас.
Откровенно говоря, Конвей не знал, заинтересован ли он больше обычного в спасении пациента. Им руководило не столько любопытство, сколько неосознанное ощущение того, что противоречивые факты составляют часть единого целого, куда большего, чем погибший корабль и его единственный пассажир. Инопланетяне никогда не строят кораблей специально, чтобы привести в замешательство земных докторов, и эти противоречивые факты явно должны были что-то означать.
На какое-то мгновение Конвей решил, что нашел ответ. В его сознание промелькнул туманный нечеткий образ... Но его тут же стер взволнованный голос Гендрикса:
– Доктор, мы его нашли!
Через несколько минут Конвей обнаружил, что между отсеками уже установлен временный шлюз. Гендрикс и спасатели разговаривали, не пользуясь радио. Но тут же Конвея поразила туго натянутая мембрана: люка в отсеке было давление!
Включив радио, Гендрикс сказал:
– Входите, доктор. Оказывается, можно было просто открыть дверь, а не резать ее. – Он указал на мембрану и добавил:
– Давление в отсеке примерно двенадцать фунтов.
Не так много, подумал Конвей, если учесть, что нормальная сила тяжести здесь пять «же» и соответствующая плотность воздуха. Он надеялся, что воздуха внутри достаточно, чтобы поддерживать жизнь пациента. Скорее всего после аварии воздух постепенно уходил из отсека. Но, может быть, внутреннее давление существа смогло скомпенсировать падение наружного давления.
