— Баранки гну! А не понимаете, так и не лезьте!!!
С этими словами Антон не выдержал и ударил Виктора по лицу. Удар наносился, конечно, сгоряча, но был тем не менее профессионально продуманным. Антон не имел целью сломать противнику шею или проломить череп — просто поставить фингал под глазом, ну и, может быть, устроить легкое сотрясение мозга. Виктор упал, не теряя, впрочем, сознания и удачна подставив руку. Сквозь тошнотворное мерцание перед глазами он видел, как Антон подобрал свою пушку и пошел к машине. Наконец Виктор сумел подняться.
— Только не вздумайте мне отвечать, — сказал Антон свирепо, прежде чем сесть в машину. — Я сейчас очень, очень зол. Считайте, что вы дешево отделались. Если мы встретимся с вами еще раз при сходных обстоятельствах, единственное, что я могу обещать вам, — так это подпись господина президента под вашим некрологом. Я лично позабочусь.
Он не оставил Виктору возможности ответить — не только кулаками, но и словами, — хлопнул дверцей и, лихо развернувшись, умчался.
Тэдди посмотрел на Виктора укоризненно. Потом предложил:
— Хотите? У меня есть замечательная мазь от ушибов.
— Спасибо, Тэдди, давай попробуем. Только сначала плесни мне, пожалуйста, очищенной.
— В городе неспокойно сегодня, господин Банев, — сказал Тэдди, наливая в стакан на два пальца, — шли бы вы лучше к себе в отель.
— Ты прав, Тэдди, — согласился Виктор, с наслаждением опрокидывая порцию очищенной и забирая мазь, — запиши на меня все, что полагается.
Квадрига сидел за столиком совсем один и, кажется, спал. Бутылка перед ним была уже практически пуста. Когда Виктор проходил мимо, он неожиданно вскинулся и отчетливо произнес:
— Почему я должен сидеть за одним столом с убийцами?
— Входите, Голем, — сказал Виктор, открывая дверь своего номера в отеле на вежливый стук. — Я как раз собирался выпить.
— Только чего-нибудь холодненького, — жалобно попросил Голем, грузный и потный, опускаясь в кресло.
— Ну, если вы считаете меня садистом, я сейчас сварю вам глинтвейна, а если нет — тогда, пожалуйста, — джину с апельсиновым соком. И то и другое из холодильника.
Виктор смешал простенький коктейль и протянул Голему высокий, враз запотевший стакан.
— Ба! — воскликнул Голем. — Что же это с вашим лицом? Ах да, вы же попали сегодня в аварию. Сочувствую. Селена очень неаккуратно водит автомобиль.
— Да нет, Селена тут ни при чем, — решил объяснить Виктор. — Это наш общий друг постарался. С которым вы меня вчера знакомили.
— Да что вы говорите! Неужели Антон Думбель?
— Он самый. Мы немного не сошлись во мнениях по национальному вопросу.
Голем грустно покачал головой:
— Я забыл вас предупредить. Антон — человек горячий, порою несдержанный, с ним надо поосторожнее в выборе выражений.
— Бросьте, Голем, не надо изображать Думбеля совсем уж психопатом. За выражения он по лицу не бьет. Просто уже после нашей дискуссии он решил убить бедуина, а я бедуина спас, за что и поплатился слегка подпорченной внешностью.
— Вы это серьезно? — спросил Голем.
— Абсолютно серьезно.
— Ай да инспектор по делам национальностей!
— Да никакой он не инспектор. Типичный агент спецслужбы. Вот только какой? Вы не знаете, Голем?
— А вам это важно?
— Теперь — да. Он угрожал мне. Я должен как-то защищаться и прежде всего хочу знать от кого.
— Что ж, наверняка не поручусь, но смею полагать, что он представляет департамент безопасности. Кстати, зря вы говорите, что он не инспектор. Одно другому не мешает. Знаете, что такое наше сегодняшнее Министерство по делам национальностей? Это одно из управлений бывшего Федерального Бюро охраны и контрразведки. Расскажите, Виктор, как все это было.
Виктор рассказал.
— А те двое, как вы их описали, никакие, конечно же, не бандиты, скорее всего они представляли иностранную разведку.
— Иностранную? — переспросил Виктор. — Какую же именно?
— А вот этого я уже совсем не знаю. Но чему вы удивляетесь? Сегодня в нашем замечательном городе можно встретить спецслужбы всех мастей, всех стран и народов. Я вот, например, лично общался в Лагере с господами из «Моссада» и из «Фараха». Не в один день, конечно.
— «Фарах» — это какие-то арабы?
— Палестинцы, — уточнил Голем. — А «Моссад» — это Израиль.
— Знаю. А те двое, которые постоянно сидят с нами в ресторане, молчаливые такие, ну, помните, один долговязый, а другой…
— А, эти! Помню, конечно…
— Они тоже из какого-нибудь «Фараха»?
— Нет, эти — наши, только уже не из департамента безопасности. Так мне кажется.
— А им можно пожаловаться на Антона?
— Пожаловаться можно, но я вам не советую. Не путайтесь вы в эти игры. У вас же совсем другие козыри. Ваше дело писать. Изучать жизнь и писать. И не бойтесь выходить на улицу. Никто вам ничего не сделает. Если, конечно, мешать не будете.
— К чему вы меня призываете, Голем?
— Я вас ни к чему не призываю. Просто советую заниматься своим делом. Я это всем советую.
— И шизоидам?
— Шизоидам в особенности. Кстати, о шизоидах. Селена говорила с вами о заказной работе?
— Как, вы тоже в курсе? — удивился Виктор.
— А я всегда в курсе, — солидно заявил Голем. — Так вот, писать вам ничего не надо будет. Только выступить по телевидению.
— И что же я должен буду говорить?
— Да что хотите, — улыбнулся Голем. — Нет, правда, я не шучу. Главное, чтобы вы говорили о нашем городе, о наших проблемах, о бедуинах, если угодно. Ну, приблизительный текст вам, конечно, подготовят.
— Кто подготовит? — быстро спросил Виктор.
— А вот когда подготовят, тогда и узнаете кто.
— Послушайте, Голем, с вами очень трудно разговаривать…
— Зато интересно.
— Постойте, я не закончил мысль. С вами очень трудно разговаривать без соответствующей дозы хорошего джина.
— А вот это как раз поправимо. Виктуар, вы нальете?
Они выпили еще по стакану, и возникла пауза, вполне нормальная для двух немолодых людей, уставших до отупения к концу невыносимо жаркого и невероятно бурного дня. В окно было видно, как над холмами садится солнце, воспаленное, злое, почти вишневое в пыльном мятном воздухе. Прохладнее станет только еще часа через два, но дышать будет все равно нечем. К этому уже привыкли.
— А вот скажите, Голем, это правда, что бедуины совсем не пьют?
— Спиртного? Безусловно. Им религия запрещает.
— Да нет же. Они совсем не пьют. То есть не пьют воды.
