— Не могла бы, — прошептала Рина. — Но остаток своей жизни я хочу посвятить делу, за которое погиб Гуго. Ни один человек на имеет права сидеть, сложа руки, и ждать, пока все полетит в тартарары.
Рина долго не решалась задать вопрос, мучивший ее. Наконец она спросила:
— Вы мне союзник, Имант?
— Союзник, — твердо ответил Ардонис.
— Я знала, — просто сказала Рина. — Но что же можно теперь сделать?
— Нужно, чтобы никто из физиков не сумел отыскать ключи, заброшенные Гуго Ленцем.
Рина бросила взгляд на Ардониса.
— А вам не жаль? — вырвалось у нее. Она понимала, чего стоила Ардонису эта фраза. Ардонису, для которого доселе не было ничего превыше научного честолюбия.
— Жаль, — ответил Имант, вцепившись в поручни так, что пальцы побелели. Помолчал и добавил: — У меня из головы не выходят слова Гуго о том, что цель науки — счастье людей. Иначе наука не нужна. Расщепленные кварки это страшная сила, вырванная из плена. Это оружие, равного которому еще не знал человек. Но как употребит он это оружие? И если ученому это безразлично, то он не ученый, а наемный солдат, ландскнехт, которому неважно, в кого стрелять — лишь бы деньги платили.
— Послушайте, Имант. Если бы Гуго пришел к вам и сказал, что кварки расщеплены, но тайна должна быть сохранена… Что Ленц облучился, но обнаружить излучение невозможно… Что эксперименты нужно прекратить, громогласно признать свою несостоятельность… Вы пошли бы на все это?
Ардонис покачал головой.
— Вы поверили бы Гуго? — спросила Рина.
— Нет. Я, пожалуй, решил бы, что доктор Ленц не в себе.
— И продолжали бы опыты?
— С утроенной энергией.
«Я мог бы прийти к Иманту и рассказать о моей безумно простой идее столкновении встречных пучков — приведшей к роковому результату. Нейтринное облучение? Но медики подтвердят, что я здоров. Ардонис — такой человек, который верит только машинам, приборам и объективным данным. Ардонис — фанатик науки, фанатик физики. Понимаешь, Рина, я даже не мог сослаться на Люсинду: где гарантия, что меня не обвинили бы в подтасовке, в том, что я заранее напичкал счетную машину собственной программой?..» — Я не все сказал вам, Рина, — произнес Ардонис. — Я ведь тоже получил фиалку.
— Вы?!
— Да.
— Давно?
— Незадолго до смерти Ленца.
— Что же от вас потребовал автор?
— Свернуть опыты. Уничтожить данные экспериментов. Направить армию физиков по неверному пути.
— И вы?..
— Я не из пугливых, — пожал плечами Ардонис.
— А какое время жизни отмерил вам… он? — запнулась Рина.
— Гуго оказался неплохим прогнозистом, — усмехнулся Ардонис, — он точно рассчитал, что если я не замедлю темпы, то решающий эксперимент смогу провести в середине августа. Так оно и вышло. Опыт прошел неудачно — без Гуго все у нас валилось из рук. Я был на волоске от гибели.
— И вы мне ничего не рассказали, — упрекнула Рина.
— Вам хватало и без меня, — махнул рукой Ардонис. — Между прочим, как это ни смешно, фиалка сослужила мне добрую службу: после того как я получил анонимку, полиция, кажется, сняла с меня подозрение в том, что я шантажирую Гуго Ленца.
— Гуго, Гуго… — тихо сказала Рина. — Я поняла: он просто не мог поступить иначе.
Имант повертел в руках конверт и произнес:
— Я долго не мог понять, куда запропастилось печатное устройство Люсинды. Теперь догадался: Гуго отпечатал на нем свои письма. А потом уничтожил это устройство. Видимо, бросил его в дезинтегратор.
Рина забрала письмо Гуго и спрятала его.
— Пора, — сказала она.
Они вышли из легкой кабинки на влажный асфальт, совершенно одеревеневшие от холода. За стеклом бара-автомата мелькнуло внимательное лицо.
Рина и Имант направились по аллее к выходу. Со всех сторон, нависая над маленьким зеленым оазисом, высились серые громады зданий, похожие на химеры. Кое-где, застилая соты окон, теснились облака, заблудившиеся в городских пространствах. Но над головой оставался клочок чистого неба, вечного сияющего неба, которое не могли закрыть самые высокие здания.
Имант думал о том, что Гуго Ленц умер не напрасно. Ценой своей жизни, история которой рано или поздно станет всеобщим достоянием, он приостановил лавину. А теперь дело его, Ардониса, принять эстафету.
Иван Ефремов
КОСМОС И ПАЛЕОНТОЛОГИЯ
На пороге космической эры, в эпоху бурного и пока еще слабо организованного развития науки, многие ее отрасли подвергаются переоценке. Не избежала общей участи и палеонтология. С первого взгляда трудно уловить связь между дисциплиной, извлекающей из земных недр остатки жизни давно прошедших времен, и устремляющимися в бездны космоса науками о небе и превращениях материи во Вселенной.
Ощущение грандиозной перспективы человеческих стремлений к познанию и возможностей, открывающихся в космосе, предчувствие встреч с братьями по разуму, контрастирует с утратой последних тайн нашей родной планеты, самые отдаленные места которой вскоре могут быть достигнуты лишь за немногие часы полета.
Становясь более взрослыми космически, мы начинаем понимать те величайшие трудности, с какими предстоит сразиться, прежде чем уверенно ступить за порог космоса, став сначала на ближайшие планеты нашего Солнца, а затем и отправиться к другим звездным мирам.
Этот этап, вероятнее всего, станет осуществимым лишь после прекращения бессмысленных войн и гонки вооружений, после объединения человечества в одну дружную семью на планете, уже небольшой при современных средствах передвижения и связи.
Какому искателю знания, не говоря уже о нас, палеонтологах и геологах, не хочется помечтать о тех интереснейших последствиях, какие отразятся на всех разделах науки, философии и индивидуального миропонимания после осуществления палеонтологических раскопок на Марсе, Венере или, скажем, на планете 61 Лебедя!
Даже если планеты окажутся необитаемыми, то, может быть, пласты горных пород на их поверхности сохранят остатки когда-то бывшей и исчезнувшей жизни. Мы прочтем ее трагическую историю, заставив омертвленный мир раскрыть катастрофу, стершую живую материю с планеты.
На обитаемых, но не населенных разумными существами планетах мы, изучив древние окаменелости в ее недрах, сможем понять причину, по которой мысль не вспыхнула в этой точке пространства, и яснее представить себе закономерности ее возникновения из неживой материи.
Что касается миров, где разум создал уже цивилизации одного с нами уровня или даже более высокие, то их обитатели, без сомнения, сами проникли в глубь своей предыстории и при контакте с нами покажут весь путь исторического развития жизни, приведшей к возникновению интеллекта, познающего природу и себя и открывающего законы, ведущие Вселенную сквозь время.
