Ознакомительная версия.
— Расскажи нам все, что знаешь о ребенке, — попросил Билл. — Где они отыскали такое имя… Бартоломью?
— Точно не знаю. — Эдом взял у Джолин тарелку с куском кекса. — Насколько мне известно, в составленном ими списке имен оно не значилось.
О ребенке он практически ничего не знал, только то, что услышал от Агнес. И уже выложил большинство подробностей Джолин.
Тем не менее повторил все снова. Тянул время, пытаясь избежать вопроса, который заставил бы его поделиться с ними и плохими новостями.
Но Билл задал этот вопрос:
— Наверное, Джо раздувается от гордости?
Эдом как раз набил рот кексом, поэтому получил еще одну возможность потянуть с ответом. Долго жевал и лишь потом, заметив недоуменный взгляд Джолин, кивнул, словно отвечая на вопрос Билла.
За этот обман ему пришлось заплатить. Кивнув, он вдруг понял, что не может проглотить прожеванный кусок кекса. Тот никак не желал покидать рот. Боясь, что закашляется, Эдом схватил кружку с кофе и потоком горячей черной жидкости отправил кекс в желудок.
Он не мог говорить о Джо. Сообщив новость, он как бы второй раз убивал Джо. Пока он молчал, Джо словно и не умирал. Слова убили бы его. Пока Эдом не произносил этих слов, Джо оставался живым, во всяком случае, для Джолин и Билла.
Безумная мысль. Иррациональная. Тем не менее он не мог рассказать Клефтонам о смерти Джо: не поворачивался язык.
И вместо этого затронул более чем уместную тему: Судный день.
— Вам не кажется, что на дворе погода под землетрясение?
— Для января это отличный денек, — удивленно ответил Билл.
— Землетрясение тысячелетия запаздывает, — предупредил Эдом.
— Тысячелетия? — нахмурилась Джолин.
— В регионе Сан-Андреас каждые тысячу лет должно быть землетрясение силой не меньше восьми с половиной баллов по шкале Рихтера, чтобы снять напряжение в разломе. Очередное запаздывает уже на сотню лет.
— Нет, оно не произойдет в день рождения сына Агнес, это я могу гарантировать, — возразила Джолин.
— Он родился вчера, а не сегодня, — мрачно уточнил Эдом. — Когда произойдет землетрясение тысячелетия, небоскребы сложатся, как карточные домики, мосты рухнут, вода прорвет дамбы. В три минуты между Сан-Диего и Санта-Барбарой погибнет миллион человек.
— Тогда я, пожалуй, съем еще кусок кекса. — Билл пододвинул свою тарелку к Джолин.
— Нефте- и газопроводы дадут течи, взорвутся. Море огня захлестнет города, убьет новые сотни тысяч.
— И ты делаешь такие выводы, исходя из того, что мать-природа даровала нам в январе теплый, солнечный день? — спросила Джолин.
— У природы нет материнских инстинктов, — спокойно, но очень убедительно заявил Эдом. — Думать иначе — чистой воды сентиментализм. Природа — наш враг. Она — безжалостный убийца.
Джолин уже хотела наполнить его кружку, но передумала.
— Может, тебе больше не надо кофеина, Эдом?
— Вы слышали о землетрясении, которое первого сентября 1923 года уничтожило семьдесят процентов Токио и полностью Иокогаму?
— У них осталось достаточно сил, чтобы поучаствовать во Второй мировой войне, — заметил Билл.
— После землетрясения сорок тысяч человек собрались на открытом плацу площадью в двести акров. Вызванная землетрясением стена огня так быстро накрыла плац, что они умирали стоя.
— Да, землетрясения у нас случаются, — признала очевидное Джолин, — зато все ураганы достаются Восточному побережью.
— Наша новая крыша, — Билл указал на потолок, — выдержит любой ураган. Отличная работа. Скажи Агнес, что крышу нам сделали очень хорошую.
Чтобы оплатить Клефтонам новую крышу, Агнес собрала пожертвования двенадцати граждан и одного церковного прихода.
— Ураган, обрушившийся на Галвестон, штат Техас, в 1900 году, унес жизни шести тысяч человек. Практически стер город с лица земли.
— Но с тех пор прошло шестьдесят пять лет, — напомнила ему Джолин.
— Менее чем полтора года тому назад ураган Флора послужил причиной гибели шести тысяч человек в странах Карибского моря.
— Не стал бы жить на Карибах, даже если бы мне за это платили, — буркнул Билл. — Такая влажность. И все эти жуки-пауки.
— Но по количеству смертей ни один ураган не сравнится с землетрясением. Одно из самых больших, в Шанхае, погубило восемьсот тысяч человек.
На Билла его слова не произвели впечатления.
— В Китае дома строят из картона. Неудивительно, что там все рушится.
— Произошло оно двадцать четвертого января 1556 года, — уверенно добавил Эдом. В его памяти хранились тысячи фактов, связанных с природными катастрофами.
— Тысяча пятьсот пятьдесят шестого? — Билл нахмурился. — Черт, тогда, наверное, у китайцев не было и картона.
С тревогой взглянув на часы, Эдом вскочил.
— Вы только посмотрите, который час! Агнес надавала мне столько поручений, а я тут сижу и болтаю о землетрясениях и циклонах.
— Ураганах, — поправил его Билл. — Они отличаются от циклонов, не так ли?
— Только не будем сейчас о циклонах! — Эдом поспешил к универсалу, чтобы вытащить коробки с ветчиной и консервами.
Такого угрожающего неба, синего, без единого облачка, видеть ему еще не доводилось. И воздух абсолютно сухой. Вокруг все застыло. Определенно, погода под землетрясение. До того, как этот знаменательный день сменится ночью, земля дрогнет и пятисотфутовые приливные волны накатят на берег.
Из семи новорожденных ни один еще не понимал, как много ужасов таится в мире, в который они только что пришли.
Монахиня и медсестра привели Целестину в палату для новорожденных.
Она старалась держаться спокойно, должно быть, у нее получалось, потому что ни одна из женщин, похоже, не почувствовала едва ли не парализовавшего ее страха. Двигалась она как автомат, с трудом передвигая негнущиеся ноги, мышцы сводило судорогой.
Медсестра взяла малышку из колыбельки, передала монахине. Монахиня с младенцем на руках повернулась к Целестине, отдернула тонкое одеяльце, чтобы Целестина могла получше разглядеть свою племянницу.
У Целестины перехватило дыхание: ее подозрения подтвердились. Цветом кожи крохотная девочка никак не тянула на шоколад, только на кофе с молоком.
Много поколений ни по прямой линии, ни среди ближайших родственников Целестины ни у кого не было столь светлой кожи. Все они, без единого исключения, цветом напоминали темное красное дерево.
То есть Фими скорее всего изнасиловал белый.
Кто-то из ее знакомых. Возможно, его знала и Целестина. Жил он или в Спрюс-Хиллз, или где-то неподалеку, поскольку Фими видела в нем реальную угрозу своей семье.
Целестина не собиралась изображать детектива. Она знала, что никогда не сможет выследить мерзавца и у нее не хватит духа обвинить его в совершенном преступлении.
Ознакомительная версия.