Ознакомительная версия.
— Я люблю горы, — сказал Брюс. — Посмотри на них. — Управляющий снова укачал. Брюс не смотрел. Работать в поле без головного убора нельзя. Пока мы не дадим тебе головной убор, на работу не выходи. Ясно?
— Я не должен выходить на работу без головного убора, — повторил Брюс.
— Здесь хороший воздух, — сказал управляющий. — Я люблю воздух, — сказал Брюс. Управляющий жестом приказал Брюсу взять чемодан и следовать за ним. Он то и дело поглядывал на Брюса и чувствовал себя не в своей тарелке. Знакомое ощущение — ему всегда было не по себе, когда приезжали… такие.
— Мы все любим воздух, Брюс. В самом деле любим. Это у нас общее. Он подумал: по крайней мере это у нас еще общее. — Я буду видеться со своими друзьями? — спросил Брюс. — С друзьями из "Нового пути" в Санта-Ане? — С Майком и Лаурой, и Джорджем, и Донной, и… — Сюда к нам приезжать нельзя, — объяснил управляющий, — Но два раза в год у нас проводятся общие встречи: на Рождество и…
Брюс остановился. — Следующая встреча — на Благодарение, — сказал управляющий. махнув ему рукой. — Рабочие на два дня поедут туда, откуда они к нам попали. А потом вернутся — до Рождества. Так что с друзьями увидишься. Но учти: у нас в "Новом пути" нельзя завязывать с кем-то каких-то отдельных отношений. Тебе говорили? Мы все — одна семья. — Управляющий выбрал первый попавшийся из ряда совершенно одинаковых домиков. — Твой домик — 4 «Д». Запомнишь?
— Они похожи, — пожаловался Брюс. — Можешь прикрепить предмет, по которому легче будет его узнавать. Что-нибудь яркое. — Он открыл дверь, изнутри полыхнуло горячим спертым воздухом. — Полагаю, мы поставим тебя сперва на артишоки. — размышлял вслух управляющий. — Тебе придется носить перчатки- они колючие.
— Артишоки, — сказал Брюс. — У нас есть и грибы. Экспериментальные фермы. Конечно. закрытые, чтобы патогенные споры не заражали ночву.
— Грибы, — повторил Брюс, входя в жаркое темное помещение. Управляющий смотрел на него с порога. — Да, Брюс, — сказал он. — Да, Брюс, — сказал Брюс. — Брюс, — окликнул управляющий. — Очнись! Он кивнул, застыв в полумраке, все еще не выпуская из рук чемодан. Стоит им оказаться в темноте, как они сразу клюют носом, подумал управляющий. Словно цыплята. Овощ среди овощей. Грибок среди грибков. Выбирай. Он включил свет и начал показывать Брюсу нехитрое хозяйство. Брюс не обращал внимания — он впервые заметил горы и теперь смотрел на них широко открытыми глазами.
— Горы, Брюс, горы, — сказал управляющий. — Горы, Брюс, горы…повторил Брюс. — Хорошо, Брюс. — Управляющий закрыл дверь домика и подумал: я поставлю его на морковь. Или на свеклу. На что-нибудь простое. На то, что его не озадачит.
И на вторую койку — другой овощ. Для компании. Пусть дремлют свои жизни вместе, в унисон. Рядками. Целыми акрами.
…Его развернули лицом к полю, и он увидел хлеба, поднимающиеся, словно зазубренные дротики. Он нагнулся и заметил у самой земли маленький голубой цветок. Множество цветков на коротких жестких стеблях. Словно щетина. Спрятанные среди более высоких растений, как часто сажают фермеры: одни посадки среди других. Как в Мексике сажают марихуану — чтобы не заметила полиция с джипов.
Но тогда ее засекают с воздуха. И полиция, обнаружив такую плантацию, расстреливает из пулемета фермера, его жену, их детей и даже животных. И уезжает, сопровождаемая сверху вертолетом.
Очаровательные голубые цветочки. — Ты видишь цветок будущего, — сказал Дональд, директор-распорядитель "Нового пути". — Но он не для тебя.
— Почему не для меня? — спросил Брюс. — Ты уже перебрал достаточно! — хохотнул директор распорядитель. — Так что хватит поклоняться. Это уже не твой кумир, не твой идол.
Он решительно похлопал Брюса но плечу, а потом, наклонившись, закрыл рукой цветы от его прикованного взгляда.
— Исчезли. — сказал Брюс. — Весенние цветы исчезли. Брюс видел только загораживающую свет ладонь Дональда и смотрел на нее целое тысячелетие.
— За работу, Брюс, — велел Дональд, директор-распорядитель. — Я видел, — сказал Брюс. Он подумал: я видел, как растет препарат С. Я видел, как голубым покрывалом поднимается из земли, на коротких жестких стебельках, сама смерть.
Дональд Абрахамс и управляющий фермой переглянулись а потом посмотрели на коленопреклоненную фигуру, на человека, опустившегося на колени перед Mors ontologica.
— За работу, Брюс, — сказал коленопреклоненный и поднялся на ноги, Он наблюдал — не оборачиваясь, не в силах обернуться, — как Дональд и управляющий, переговариваясь между собой, сели в машину и уехали.
Брюс наклонился, вырвал один стебелек с голубым цветком и засунул его поглубже в правый ботинок, под стельку. Подарок для моих друзей, подумал он. И крошечным уголком мозга, куда никто не мог заглянуть, стал мечтать о Дне Благодарения.
Это роман о людях, которые были наказаны чрезмерно сурово за свои деяния. Они всего лишь хотели повеселиться, словно дети, играющие на проезжей части. Одного за другим их дивило, калечило, убивало — на глазах у всех, — но они продолжили играть. Мы были очень счастливы — не работая, и просто валяя дурака, — но такое короткое время, такое кошмарно короткое время! А расплата оказалась невероятно жестокой; даже когда мы видели ее, то не могли поверить. Например, в процессе работы над романом человек, с которого я писал Джерри Фабина, покончил самоубийством. Мой друг, послуживший прототипом Эрни Лакмена, умер еще раньше. Какое-то время я сим был одним из этих детей, веселящихся ни улице, подобно им, я пытался играть вместо того, чтобы расти, — и был наказан. Мое имя находится в конце книги, в списке тех, кому посвящается роман.
Злоупотребление наркотиками — не болезнь. Это решение, сходное с решением броситься под машину. Скорее даже это — ошибка в суждении. Если заблуждаются многие, это уже социальная ошибки, ошибки в образе жизни. Девиз этого образа жизни: "Лови момент! Будь счастлив сейчас, потому что завтра ты умрешь". Но умирание начинается немедленно, а счастье лишь остается в памяти. Этот образ жизни не отличается в корне от вашего. Просто счет в нем идет не на десятилетия, и на недели или месяцы. "Бери деньги, а долг пусть растет", — говорил Вийон в 1460 году. Но так нельзя, если денег — грош, а расплачиваться всю жизнь.
Роман лишен назидания. Он не поучает, не говорит наставительно, что им следовало работать, а не играть; он всего лишь описывает последствия. В греческой драме открыли причинно-следственную связь. Немезида в этой книге — не судьба, потому что любой из нас мог принять решение уйти с проезжей части. Из глубины души я рассказываю о чудовищной Немезиде для тех, кто продолжал играть. Сим я — не персонаж; я — роман. Как, впрочем, к все наше общество. Речь идет о гораздо большем числе людей, чем я знал лично. О некоторых мы читали в газетах. Все это — баклушничанье, шалопайство, болтовня с закадычными дружками под любимые записи, все это — ужасное решение шестидесятых. И нас постигла кара.
Ознакомительная версия.
