… И все таки я ушел от него. Ушел, провалявшись в сарае целый день и рассказав про себя все, кроме, конечно, своей сущности оборотня. Я мог одним махом доказать ему самое невероятное, показав зажившие к утру раны или превращение в волка, но что-то удерживало меня. Нерешительность? Пожалуй. Кто знает, как поведет себя он, узнав во мне чужака. А оборотни и вампиры (теперь я был готов поверить в кого угодно, хоть в экстрасенсов, хоть в двухметровых крыс) всегда были чужими в этом мире. Они не могли существовать среди людей, и люди изгоняли их отовсюду, оставляя потомкам леденящие душу истории об их кровавых похождениях. Это я вынес из всех фильмов, которые мне удалось посмотреть о своих сородичах, да и вообще обо всей нечистой силе. Впрочем, я никогда не причислял себя к нечистой силе, я не был ее порождением. Я не играл роль в мрачном фильме, где ужасные чудища внедряются в человеческое общество, прикрываясь оболочкой. Нет, во мне ничего не изменилось после того полнолуния. Я смог становиться волком, приобрел уверенность, сноровку, страх покинул меня. Ну и что?! Даже в волчьей шкуре я оставался все тем же пацаном, учащимся первого года ПТУшки. Ведь днем я отсиживал положенные пары, зубрил теорию, решал задачки по алгебре.
Но все это я говорил лишь самому себе. В мире и так мало хороших людей. Что будет, если и они оттолкнут тебя?
И все же я покинул свое убежище, улучив минуту, когда мой спаситель (черт возьми, а я ведь так и не узнал его имени) потащил пустые тарелки в дом за ужином. Накинув совсем потерявшую вид куртку, я выбрался на крыльцо, плотно прикрыв за собой дверь.
Зимний вечер обжег мои щеки холодом, но небо было ясным, а за одной из девятиэтажек, наверняка, потерялась луна. Я подбежал к забору и, сконцентрировав все внимание на зубчатом крае, без труда перескочил через него. Я был уверен, что спасший мне жизнь парень поймет меня, хотя в первую минуту страшно огорчится из-за того, что я не взял его с собой. Именно об этом шел у нас разговор целый день. Не спорю: вдвоем всегда легче. Но я так же знал, что не имел права брать его с собой. Здесь уже не поможет фашистский значок, здесь слишком крутые ребята. Они не признают авторитетов — они сами авторитеты. Это не мелкая шалава вроде Эди и его дружков, которые мгновенно разбежались, увидев силу куда более могучую, чем шесть их жалких кулаков, легкое перышко, да пара увиденных в кино приемов. Вот только почему и девчонка показала против меня? Бог ее знает.
Опять я швыряюсь мыслями в голове вместо того, чтобы заняться делом. Сейчас нужны не философские измышления, а настороженное внимание потревоженного хищника и волчья реакция. Благо и того, и другого имелось у меня в достатке.
Вот я уже одолел улицу с капитальными гаражами, перешел через дорогу, где меня чуть не сбили вчера синие «Жигули». Снег под ногами перестал искриться миллионами разноцветных блесток; свет фонарей остался позади.
Я бодро шагал по тому самому, длинному двору, который так плохо разглядел вчера. Впрочем и сегодня тут разглядывать было нечего. Самый обычный двор. Светятся окна домов, бросая на серый снег светлые угловатые фигуры. Темнеют силуэты запорошенных снегом деревьев, да покатая ледяная горка расположилась неподалеку от тропинки.
Из-за нее вдруг вылетела, словно огненная муха, оранжевая точка и плавно поплыла навстречу мне. Она казалась особенно яркой на фоне черной фигуры, неотступно следовавшей за ней. "Опасность", — задрожали нервы. "Опасность!" — подтвердило что-то внутри. В иное время я не обратил бы на одиночного прохожего никакого внимания, но истрепанная за минувшие сутки нервная система была натянута до предела.
Темнота скрывала лицо незнакомца, но чувство опасности уже охватило меня целиком. В правой руке незнакомца возник ослепительный круг, и я непроизвольно зажмурил глаза секунды на две. Свет фонарика окатил меня с ног до головы, повернулся, пробежал по двору, беспорядочно освещая сугробы и рассеялся в черной щели между домами.
Темное пространство щели отозвалось таким же ярким кружком, только далеким и маленьким. Он сиял несколько секунд, а затем исчез, погаснув или развернувшись, чтобы оповестить о своем появлении кого-то третьего. Тем временем незнакомец приблизился ко мне вплотную и промолвил спокойным хриплым голосом: "Ну что ж, пацан, ты сам к нам пришел".
Это был не Федя, но один из его четверки. Видимо, они веером расположились по микрорайону, и если бы я двинулся другим путем, то напоролся бы на того, у щели, или на третьего, контролирующего следующую дорогу, по которой я мог бы проскочить.
Крутые парни не заставили себя долго ждать. Я шел обратно тем же маршрутом, по которому меня гнали прошлым вечером, рассчитав по артиллерийскому закону, что два снаряда в одну и ту же воронку не залетят. Но почему Федя решил, что я пойду именно вчерашней дорогой. Очевидно, все случилось по закону подлости. Впрочем, кому подлость, а кому, напротив, большая удача, это уж с какой стороны взглянуть. Но все это опять же философские измышления.
Я не стал ждать пока один из них схватит меня своими клешнями, а ловко ушел вправо и проскочил мимо. Я мог бы легко сделать его, но предпочитал оставить это на крайний случай и поэтому несся сейчас к узкому проходу между домом и детским садом, где мне вчера влепили первую пулю. Сзади слышалось недовольное пыхтенье. Преследователь явно не собирался расставаться со своей добычей. С другого конца двора, из темной щели приближался еще один охотник. Но мне было на него наплевать, я уже достиг прохода и ринулся в его спасительную темноту, но с ужасом увидел черную фигуру, которая уверенно неслась на меня. Третий преследователь. А может уже четвертый? Я оказался в самом центре хитро сплетенной паутины.
Теперь выбора не было. Я перескочил через забор, состоящий из железных прутьев, и оказался на территории детского сада. Сзади грохнул выстрел; кто-то пытался достать меня пулей, но безуспешно. Я окинул круговым взглядом громоздящиеся на площадке лесенки, горки, домики, две веранды и паровоз, полузанесенный снегом, но все же волокущий за собой два небольших вагона. После этого я, пригнувшись, скрываясь за сугробами рванул вперед по расчищенной аккуратной рукой дворника (вернее лопатой) угловатым дорожкам.
Мой взор уперся снова в темные неживые окна здания. Они оставались такими же холодными равнодушными как вчера, только теперь находились несравненно ближе, и я ощутил неприятно пробежавший по спине холодок. Но не время было предаваться эмоциям, и я осторожно выглянул из-за сугроба. Преследователи преодолевали препятствие, осторожно перебираясь через забор. Вот спрыгнули двое, за ним еще трое. Треск материи пояснил, что последний из них ознаменовал свой спуск испорченным пуховичком. "Ну вот, — подумал я, теперь достанется еще и за куртку".
