- Час Любви! Час Любви! Час Любви... Сливаются вместе душа и тело... Долой все знания... Возлюби! Возлюби! Возлюби!
Лоснящуюся от жира кожу покрывали большие капли пота. стекающие на грязную засаленную робу, обволакивающую тучное, бесформенное тело.
- Чтобы отсох твой мерзкий язык, - в сердцах подумал Пьер.
Сидящее на подушках существо вдруг поперхнулось на полуслове, закашлялось и завалилось на спину. Короткими толстыми пальцами оно тщетно пыталось обхватить свою из нескольких жировых подушек шею.
- П... п, п... помощь... на помощь! - хрипло выкрикнуло существо.
В этот же момент в полумраке ярким пятном загорелась открываемая дверь, через которую в пещеру проник маленький, весь высохший, словно мумия, бритоголовый человек, облачённый в такую же чёрную робу, как и салообразное существо с колючими глазами.
Склонившись над ним, вошедший стал энергично массировать его шею.
Пьер, не видимый, в своем теперешнем состоянии всем, облачённым в плотную оболочку физического тела, не стал задерживаться в пещере и проник за обнаруженную дверь.
Он оказался в узком коридоре. В скалистом потолке горели белые, куполообразные светильники, насыщавшие ярким светом идеально гладкие стены и потолок, а также пол, покрытый каким-то мягким материалом, заглушающим шаги.
Из этого коридора Пьер попал в похожий, только довольно широкий, с несколькими дверями и ответвлениями. Пройдя сквозь одну из дверей, он оказался в комнате, заставленной какими-то приборами, вокруг которых копошились люди в белых халатах. В соседних помещениях он увидел похожие картины. Пользуясь способностью проскальзывать сквозь плотную материю, Пьер стал, проникая сквозь потолки и стены, осматривать помещения подземного города.
Огромные залы площадью, измеряемой иногда не метрами, а километрами, были заполнены всевозможными техническими сооружениями, понять назначение которых не представлялось никакой возможности без посвящения в их тайну. Особое впечатление произвёл на Пьера куполообразный зал. Полированная поверхность этой титанической по размерам полусферы, выдолбленной внутри цельной массы чёрного гранита, освещалась фосфорическим светом, излучавшимся из замысловатой спирали свернутой, словно гигантская змея, на гранитном полу. Вокруг эластичными движениями, выверенными с математической точностью, перемещались, что-то измеряя, серебристые фигуры с гладкими зеркальными шарами вместо голов. Они, по-видимому, переговаривались друг с другом при помощи световых огней, загорающихся внутри полупрозрачной зеркальной поверхности. В центре этих шаров тусклым светом клокотало пламя огней, разрезаемое яркими вспышками минимолний, излучавших, в свою очередь, словно фейерверк, снопы цветных огоньков.
Под змеевидной спиралью Пьер обнаружил круглое отверстие диаметром метров тридцать, в глубь которого, будто циклоническим штопором, ввинчивалась вырубленная в скале лестница. Спустившись по ней на глубину нескольких сот метров, Пьер оказался в анфиладе комнат, в которых, словно грибы, на метровой длины металлических трубках, внутри хрустальных шаров, едва заметно пульсировали скопления бело-серых извилин.
Миновав эти комнаты, Пьер оказался в других, представлявших собой оснащённые сложной техникой операционные.
В них люди, совместно с металлическими роботами, производили операции по удалению мозга из то ли усыплённых, то ли мёртвых людей, и вживляли его либо в хрустальные шары, точно такие же, какие встретились ему накануне, либо в головы человекообразных роботов, внешность которых представляла собой полную имитацию человека.
Миновав два десятка подобных операционных, Пьер попал в лабораторию другого типа, где под стеклянными колпаками выращивались тела младенцев, находившиеся на разных стадиях развития. Наблюдая достаточно сформировавшиеся тела, можно было представить, во что превратится взрослый организм таких маленьких чудовищ, что представив их взрослыми, Пьер внутренне содрогнулся. Восьмирукие и даже шестнадцатирукие тельца с ногами и без них. Двух, трёх и даже пятиголовые младенцы. Один представлял собой с небольшую дыню шарик, на котором начинали вырисовываться прорези двух дюжин глаз. На другой стороне этой головы шевелились прикреплённые, точно у спрута, щупальца. Похожие щупальца Пьер увидел и у одного, во всех остальных отношениях, нормального ребёнка. Словно толстые белые черви, они росли у него прямо из груди, шевелясь, словно языки пламени, направляемые кверху, казалось ненасытно требуя себе пищи.
Преисполнившись ощущением отвращения, Пьер рванул в сторону и, преодолев неизвестно какое расстояние, оказался в простой комнате, уставленной чёрными досками, испещряемыми какими-то геометрическими знаками и графиками при помощи обычного мела очень худым, смуглокожим, слегка сутулым человеком средних лет, облачённым в простую чёрную одежду.
Войдя в следующую комнату, Пьер увидел почти то же самое, только человек, как и рисуемые им знаки, были другие. Далее он проникал в одну за другой в маленькие комнатки, лишенные всякой обстановки, в которых на соломенных циновках сидели исхудалые люди, погружённые в глубочайшую медитацию. Следующую комнату, погружённую в полумрак, Пьер поначалу воспринял как какой-то абсурд. Сгорбленная: фигура в чёрном плаще с капюшоном разогревала на медленном огне какую-то пробирку, время от времени подсыпая в неё то один, то другой порошок. С потолка свисали чучела змей, ящериц и крокодила. Чёрные стены были испещрены магическими фигурами и знаками. Лаборатория алхимика, при возможности пользоваться высокоразвитой научной техникой! Зачем? Но, проскользнув через стену этой комнаты, Пьер увидел, что к каждому сантиметру её наружной стороны прикреплены присоски с тончайшим кабелем. Кабельные жилы концентрировались в узлы с вмонтированными в них приборами, затем они исчезали в чёрных металлических ящиках, снабжённых пультами управления и видеотерминалами. У каждого из них напряжённо застыла фигура, наблюдавшая вспышки огней, графиков кривых и каких-то формул.
Выскользнув в коридор, он увидел идущую группу людей, одних - в белых халатах, других - в чёрных робах. Последовав за ними, он вскоре попал в комнату, уставленную пластмассовыми столами и стульями. Напротив каждого места стояла миска с какой-то дымящейся жидкостью, лежало несколько ломтиков хлеба и с дюжину цветных горошин, удерживающихся в небольших специально приспособленных лунках.
Спальни, оказавшиеся за стеной этой столовой, являли собой ещё более скромный и непритязательный быт, будучи тесно уставленными простыми двухъярусными кроватями.
