Шмулерсон просто негодовал. Его в высшей степени не интересовало, где эти современные вандалы приобрели вооружение, запрещенное к продаже специальным законом Совета Конфедерации, его интересовало только, как они посмели так варварски обращаться с памятниками истории. Доказать что-либо разбушевавшемуся профессору было просто невозможно, и Стэн оставил свои попытки расставить приоритеты. Вместо этого он съездил к себе на крейсер и, используя его мощную приемно-передающую установку, рискнул связаться с командованием Патруля. Благодарение Всевышнему, на экране появилось лицо генерала Ижи. Генерал был явно поднят с постели, и это отнюдь не придавало ему благодушия.
— Ты что, ополоумел? Я тут доказываю, что ты выполняешь оче'едную важную миссию, а ты мало того что п'охлаждаешься где-то на ку'о'те, так еще и звонишь в т'етьем часу ночи!
— Да, мой генерал! Я, наверное, действительно прохлаждаюсь. Но тут незадача вышла: похоже, что я здорово отстал от жизни, во всяком случае, я не слышал о разрешении на свободную продажу «Барракуд».
Это подействовало. Генерал моментально проснулся и непонимающим взглядом уставился на Стэна.
— То есть как свободную? Ты умуд'ился «Ба"акуду» п'икупить? У кого?
— Ничего я не прикупил. Я ее как раз поломал. Надо полагать, я вас заинтриговал?
— Све'х всякой ме'ы. Выкладывай!
И Стэн принялся рассказывать. Медленно, смакуя подробности, отлично понимая, что генерал сейчас борется со сном и всячески это пытается скрыть. Когда он закончил, Ижи еще долго молчал, слышно было только его громкое сопение. «Переваривает старик», — почти с нежностью подумал Стэн.
— Понял. Ты уже их доп'осил? — Ижи говорил так, будто Стэн об этом и не догадывался.
— Нет еще. — Стэн нахмурился. — Пришлось сиделкой поработать.
— Над кем же ты сидел? — В голосе генерала прорезались язвительные нотки.
— Над Пенски.
— А зачем ты над ним сидел? — не унимался Ижи.
— Этот дурак умудрился пулю в живот схлопотать, — ответил Стэн и вдруг почувствовал себя очень неловко за Боба.
— Неучем был, неучем и остался, — философски заметил генерал, о ком он говорил, было абсолютно непонятно. — Хо'ошо. Сейчас же дуй к своим пленникам и доп'оси их. Методы меня не волнуют. В конце концов, ты сам гене'ал, не мне тебя учить. Доп'осишь — свяжешься со мной. Сдается мне, я знаю, что это за бесхозная «Ба"акуда».
— Есть! — уныло ответил Стэн.
— Да не волнуйся ты так! С «Галактическими пе'евозками» я уже догово'ился. Кстати, п'ивезешь четы'еста тысяч. У «Галахе и Ко» на пове'ку не все оказалось так чисто, как казалось. Эти тоже молчать будут. Сциллийцев уже почти всех пе'еловили, планета в блокаде. Единственное, в полиции Амконикса есть один шибко п'инципиальный лейтенант, кото'ый считает, что на самом деле ты не легионе', а мошенник и я тебя п'ик'ываю из ко'ыстных побуждений. Но я и ему ско'о от закрою.
— Спасибо. — Стэн был просто восхищен масштабами проделанной генералом Ижи работы.
— Благода'ить будешь позже, когда я все закончу. Да, чуть не забыл! А куда делись пятьсот тонн де'ьма, которое ты снял с Амконикса?
— Сбросили где-то, — с видом полной невинности сказал Стэн.
— Уж не возле Ата'и ли? — Глаза генерала хитро блеснули.
— А где это? — Стэн продолжал изображать полную невинность.
— Тебя хоть не засекли?
— Ну.., не совсем. Опознать не смогут.
— Ладно! Иди доп'ашивай этих своих пот'ошителей могил. Как закончишь — с'азу свяжешься со мной.
Стэн выключил передатчик и надолго задумался. Так ли его привлекала карьера генерала в Патруле? Свободный художник тем и хорош, что он свободный художник. Как только его нанимают учить детей господина графа, селят в родовом замке того же графа и заставляют жить по расписанию, он начинает чахнуть, из-под его кисти все чаще лезет очевидная халтура, а потом он превращается в полную посредственность. И только иногда, теплой летней ночью, когда не спится, когда за окном разливается соловей, он вдруг вспоминает, как это ночевать не на мягкой перине, а в стогу сена, и его охватывает непонятная грусть. В такие моменты он может создать настоящий шедевр. Работу всей своей жизни. Последнюю. Самую последнюю. Без всякого перехода Стэн вспомнил, что в лето после его развода у него под окнами все ночи напролет пел соловей. Смешно. В самом сердце громадного мегаполиса — и соловей. Наверное, это было-таки начало, а не конец, как тогда представлялось Стэну. Иначе для чего бы соловей пробирался в такую даль? Конечно, поддержать в трудную минуту! Кого? Да своего собрата, вольного художника. Потом был Патруль, несколько лет изнурительных тренировок. И все равно он оставался вольным художником. Его скорее терпели в Патруле за знания и умения, чем любили. Даже тот же Пенски, при случае любивший вылить ушат грязи на кого угодно, старался скорее перенять навыки, чем стремился к дружбе. «Дай бог, если я ошибаюсь!» — искренне взмолился Стэн.
Но пора было возвращаться к действительности. Стэн еще пару раз вздохнул для порядка и отправился к вездеходу, в котором его ждал оказавшийся просто незаменимым Седрик. Вопрос о призвании свободного художника очередной раз повис в воздухе.
* * *
Допрашивать людей всегда неприятно. Особенно когда они не намерены говорить. Или не намерены говорить правду. Что хуже — неизвестно. Впрочем, если не вдаваться в философию, то лучший допрос — это залезть человеку непосредственно в мозг и вынуть оттуда все. Если бы у Стэна под рукой была подобная техника, он бы не задумывался ни минуты. У этой машинки, заменившей много лет назад сконструированный детектор лжи, был только один побочный эффект: если ты сопротивлялся дознанию, то скорее всего выходил оттуда полным идиотом. Вывод был прост — расслабься и попробуй получить удовольствие… Или оставайся идиотом. Но такого устройства у Стэна под рукой не было, и он с отвращением думал о применении пыток. Вообще-то это было абсолютно незаконно, но, с другой стороны, действия «гробокопателей» могли быть расценены как нападение на легионера при исполнении. А здесь уже Стэна оправдают стопроцентно. Хватит простого упоминания о ранении Боба.
Погруженный в такие мысли, Стэн подходил к подвалу, в котором содержались плененные грабители склепов. Его сопровождали Джейк и Боб, который все еще поминутно жаловался на неприятные ощущения, но выглядел уже вполне здоровым. Глядя на него, Стэн вспоминал, как ему пришлось трое суток ползти с пулей в плече по болоту, пока не выбрался к своим. Там не было современной хирургической установки, и на память об этом событии Стэн носил весьма уродливый шрам, очень нравившийся женщинам. Он уже давно мог сделать пластическую операцию и избавиться от него, но решил оставить на память о своей глупости.
