- Вина, Гизела.
- Кувшин или чашу?
- Кто ты такая, чтоб указывать мне, сколько пить?
- Госпожа, чаша часто обостряет ум. Кувшин же всегда притупляет его. Разве всем нам не нужно сейчас не терять ума?
Ливия невольно улыбнулась. Не умри мать Ливии, рожая ее, у нее могла быть сестра того же возраста, что и Гизела.
- Похоже, ты уже говорила это прежде.
- Я спорила с Вандаром.- Гизела не покраснела. - Когда у нас нет более важных дел. - Она опустила глаза. - Это бывает не так часто, как я могла бы пожелать. Но я понимаю. Он будет долго отходить от смерти брата. Они не только родились близнецами, но и никогда не расставались до сих пор.
На глаза Ливии вновь навернулись слезы.
- Он отомстит за смерть брата. Мы все отомстим.- Она топнула по черепице крыши. - Я клянусь в том этим домом и всеми годами, что он простоял!
- Да будет на то воля богов, - поддакнула Гизела. - И - кувшин или чашу?
- Кувшин, но принеси две чаши и останься со мной. Возможно, если мы обе обострим свой ум, то можем начать осуществлять эту месть.
Шпион поспешил к двери в винный погреб. Одну руку он прижимал к животу, словно тот болел. Воистину мешочек с золотом Акимоса за пазухой его туники исцелит много болезней, если он доживет до дня, когда сможет потратить его.
Чтобы сделать это, ему надо выбраться из Дома Дамаос. Данная мысль могла быть написана огненными буквами. Она определенно была написана на лице Резы. Рослый иранистанец задавал слишком много вопросов. А когда он начнет находить ответы, то не замедлит найти и шпиона.
Некоторые, похоже, сомневались в преданности Резы. Ревнует к киммерийцу, говорили они. Может, он и не хотел низвержения Дома Дамаос, но если б он мог убрать киммерийца с дороги и спасти этот Дом сам?
Шпион рассмеялся бы, если б у него не пересохло в горле и не так частило дыхание. Да, Реза отдал бы свою кровь до последней капли, защищая хозяйку, даже если б Конан сделал ее королевой Киммерии. На самом деле, чтобы доказать эту преданность, он будет тем более готов пустить кровь любому, кого заподозрит.
Дверь в винный погреб легко открылась под ключом шпиона. Он шмыгал из тени в тень, прячась, когда не мог найти тени за самыми большими бочками. Продвигаясь лишь на несколько шагов за один раз, он все ближе подбирался к разыскиваемой им стене. Пол под ногами сделался липким, там, где с камней еще не соскребли оставшуюся после битвы кровь и огненное вино. Еще один рывок на дюжину шагов, и он будет у входа в пещеры. Он порылся в кармане в поисках ключа от потайного замка.
Когда его рука сжала ключ, железная клешня сжала ему запястье. Захват усилился, и теперь его держали две руки - одна за запястье, другая за шиворот туники.
Руки развернули его кругом так резко, что у него порвалась туника. Это не имело значения. Реза переместил захват на волосы шпиона и подержал его какой-то миг, так что их носы почти соприкасались. Ноги шпиона болтались в воздухе, и он ощутил ужасный позыв к рвоте.
Прежде чем этот позыв овладел им, он почувствовал, что Реза снова переместил захват. Одна гигантская рука держала его за шкирку, словно котенка. Другая же схватила его за пояс. Затем две могучие руки хлестанули шпиона, описывая им долукруг, шарахнув его головой о каменную колонну.
Он умер прежде, чем успел ощутить еще больший страх. Реза бросил труп и вытер руки о его одежду. На самом-то деле ему хотелось принять горячую ванну, скребя кожу, пока не покраснеет. Ничто иное не сможет избавить его от воспоминания о прикосновении к подобной падали.
Но это могло и подождать. Знали это только он и боги, но Дом Дамаос только что начал мстить своим врагам.
Глава 12
Ночью колдовство подкралось к Дому Лохри и его хозяйке.
Это было отнюдь не великое колдовство. В некоторых странах даже столь обнищавший клан, как Дом Лохри, держал бы на жалованье колдуна, для которого превзойти чары Скирона было бы детской игрой.
Но это был Аргос, где от любого колдовства остались одни воспоминания, а от великого колдовства и того не осталось. Обыщи госпожа Дорис хоть всю страну, от Рабирийских гор до Западного моря, то все равно не нашла бы никого, способного противостоять Скирону.
Это было небольшим достижением, но вполне реальным. Скирон сделался величайшим колдуном, какого Аргос не знал на протяжении многих поколений. И теперь его таланты, какие ни на есть, обратились против Дома Лохри.
Госпожа Дорис пробудилась в пустой постели от сна, в котором она вновь пережила часы, проведенные в постели с капитаном Конаном. Вот это мужчина, достойный десятка любых других, кого она знала!
Нет, лучше сказать любых троих. Киммериец, несомненно, был создан не из железа, а из плоти и крови, из которых можно было выжимать силы лишь до определенного предела. Но из него их можно было выжать больше, чем из многих, многих других, - и она многое отдала бы за возможность снова почувствовать, как могучий варвар прижимается к ней, как его вес давит на нее, в то время как она обвивает его руками и ногами и пытается сделать его вес еще тяжелее.
Из внешних покоев донесся пронзительный вопль. Дорис вскочила с постели, и при этом спальный халат соскользнул с ее плеч. Не обращая внимания на свою наготу, она прошлепала босиком к двери.
У нее не нашлось времени открыть дверь, как не возникло и надобности в этом. Та резко распахнулась, замок вылетел, словно сгнивший плод, с петлями, скрученными, словно змеи. Дверь ударила ее, швырнув на пол, полуоглушенную, пронзенную болью и испуганную. Затем пришел гнев, присоединившись к другим чувствам и частично изгнав их.
- Охрана! К госпоже!
Она возблагодарила богов за проницательность Конана, победившего ее людей, не калеча и не убивая их. Знай она, кто их так умело исцелил, она возблагодарила бы богов и за умение этого человека. Благодаря Конану и целителю ее дом был еще способен защищаться.
Ответом послужил новый вопль, а затем смех. Глухой, издевательский смех, - если б большая акула умела смеяться, то могла бы издавать подобные звуки. Дорис попыталась встать, но ноги и дыхание подвели ее. Извиваясь по полу, она попыталась прикрыться ладонями.
Третий вопль. Он донесся из внешнего покоя, где дежурившая ночью горничная дергалась в руках чего-то огромного и невидимого. Она также теряла свои одежды, клок за клоком и начинала извиваться, охваченная несомненным желанием.
К тому времени когда горничная осталась нагой, голова у нее была откинута назад, глаза закрыты, а рот - открыт. Она, казалось, обнимала пустой воздух. Дорис уставилась на происходящее, желание вспыхнуло в ней столь стремительно и столь горячо, что прогнало страх.
Горничная издала последний вопль и рухнула на пол. Теперь Дорис нашла в себе силы подняться, а затем удержать себя на ногах, ухватившись за дверной косяк. Металл замка был горячим на ощупь, и она почувствовала запах дыма, так же как мускусный запах от впавшей в экстаз горничной.
