"Если только у дурехи хватит соображения помалкивать, пока он не перейдет к делу...
О Богиня! Лиши меня Зрения, не позволяй мне увидеть Элейну в его объятиях!.."
Истерзанная Моргейна уже не понимала, что порождает эти мучительные видения - Зрение или ее собственное воображение. Обнаженное тело Ланселета, его прикосновения... эти воспоминания до сих пор были живы в ее памяти... Она вернулась в пустой зал, где слуги убирали со стола, и грубо велела:
- Налейте-ка мне вина!
Испуганный слуга наполнил кубок.
"Ну вот, теперь они будут считать меня не только ведьмой, но еще и пьяницей". Впрочем, это ее не волновало. Она осушила кубок до дна и потребовала еще. Вино заглушило Зрение и избавило Моргейну от видения: Элейна в страхе и экстазе извивается под ненасытным телом Ланселета...
Моргейна безостановочно расхаживала по залу, а Зрение то появлялось, то пропадало. Решив в конце концов, что час настал, Моргейна глубоко вздохнула, собираясь с силами для следующего шага, который, как она знала, был необходим. Когда она склонилась над дворецким, спящим у порога королевской опочивальни, и встряхнула его, тот испуганно уставился на нее.
- Госпожа, нельзя беспокоить короля в столь поздний час...
- Дело касается чести его дочери.
Моргейна выхватила факел из подставки и подняла его над головой; она чувствовала, как дворецкий смотрит на нее, высокую и грозную, и ощущала, как сливается с Богиней повелевающей. Дворецкий в ужасе отшатнулся, и Моргейна с достоинством проплыла мимо него.
Пелинор беспокойно метался на своей высокой кровати - рана причиняла ему сильную боль. Проснувшись, он в удивлении уставился на бледное лицо Моргейны и высоко поднятый факел.
- Тебе следует поспешить, мой лорд, - ровным тоном произнесла Моргейна, но голос ее звенел от сдерживаемых чувств. - Твое гостеприимство предано. Я решила, что тебе следует об этом знать. Элейна...
- Элейна? Что...
- Она не ночевала в своей постели, - сказала Моргейна. - Поспеши, мой лорд.
Правильно она сделала, что не позволила Пелинору пить; если б он еще и отяжелел от вина, она бы его вовсе не разбудила. Испуганный, ничего не понимающий король наскоро натянул одежду, громко сзывая служанок дочери. Все они двинулись следом за Моргейной вниз по лестнице, и Моргейне почудилось, будто процессия эта извивается, словно туловище дракона, а головою дракона были они с Пелинором. Она откинула шелковый полог шатра, с жестоким торжеством наблюдая, как исказилось лицо Пелинора, освещенное светом факела. Элейна лежала, обвив руками шею Ланселета, и улыбка ее сияла счастьем; Ланселет, разбуженный светом факела, потрясенно огляделся и понял, что произошло. Лицо его исказилось - он осознал, что предан. Но он не произнес ни слова.
- Теперь тебе придется искупить свою вину, - выкрикнул Пелинор, - ты, бесстыдный развратник, совративший мою дочь!
Ланселет спрятал лицо в ладонях и сдавленно произнес:
- Я... я искуплю вину, лорд мой Пелинор.
Он поднял голову и взглянул в глаза Моргейне. Она встретила этот взгляд, не дрогнув, но ей показалось, будто ее пронзили мечом. До этих пор он, по крайней мере, любил ее как родственницу...
Ну что ж, пускай лучше он ее ненавидит. И она тоже попытается возненавидеть его. Но при взгляде на лицо Элейны, пристыженное - и все-таки сияющее, Моргейне захотелось разрыдаться и взмолиться о прощении.
ТАК ПОВЕСТВУЕТ МОРГЕЙНА
Ланселет женился на Элейне в праздник Преображения Господня; я плохо помню церемонию - лишь лицо Элейны, светящееся радостью. К тому времени, как Пелинор подготовил все для свадьбы, она уже знала, что носит в своем чреве сына Ланселета, а Ланселет, исхудавший и мертвенно-бледный от отчаянья, все-таки был нежен с ней и гордился ее раздавшимся телом. Еще я помню Гвенвифар, ее лицо, осунувшееся от слез, и ее взгляд, полный неизбывной ненависти.
- Можешь ли ты поклясться, что это - не твоих рук дело, Моргейна?
Я посмотрела ей прямо в глаза.
- Неужто ты недовольна тем, что теперь у твоей родственницы, как и у тебя, есть муж?
Гвенвифар, не выдержав, отвела взгляд. А я снова яростно сказала себе: "Если бы они с Ланселетом были честны по отношению к Артуру, они бежали бы и поселились где-нибудь за пределами его королевства, и тогда Артур смог бы взять себе другую жену и дать королевству наследника - и я тогда не стала бы вмешиваться в это дело!"
Но с того дня Гвенвифар возненавидела меня; и я горько об этом жалела, потому что все-таки любила ее, на свой лад. Но, кажется, ненависть Гвенвифар не распространилась на ее родственницу; она послала Элейне к рождению сына богатый подарок и серебряный кубок, и когда Элейна окрестила мальчика Галахадом, в честь отца, королева вызвалась быть ему крестной матерью и поклялась, что если она так и не подарит Артуру сына, королевство унаследует Галахад. В том же году Гвенвифар объявила, что беременна, но это так ничем и не закончилось, и я подозреваю, что никакой беременности не было, а было одно лишь ее воображение и неутоленное желание иметь ребенка.
Брак Элейны и Ланселета оказался не хуже прочих. В том году на северных границах владений Артура вспыхнула война, и Ланселет редко бывал дома. Подобно многим другим мужьям, он пропадал на войне, наведываясь домой два-три раза в год, чтоб посмотреть, как идут дела в его владениях Пелинор отдал им замок по соседству с собственным, - получить новые плащи и рубашки, сотканные и вышитые Элейной (после женитьбы на Элейне Ланселет всегда был одет не хуже самого короля), поцеловать сына, а позднее и дочерей, разок-другой переспать с женой и снова уехать.
Элейна всегда казалась счастливой. Не знаю, действительно ли она была счастлива, обретя, подобно некоторым женщинам, истинное счастье в доме и детях, или же ей хотелось чего-то большего, но она продолжала храбро выполнять условия сделки.
Что же касается меня, я прожила при дворе еще два года. А затем на Пятидесятницу, когда Элейна понесла второго ребенка, Гвенвифар отомстила мне.
Глава 7
Всякий год в день Пятидесятницы, главного праздника Артура, Гвенвифар просыпалась с первыми лучами солнца. В этот день все соратники, сражавшиеся на стороне Артура, собирались ко двору, и в этом году Ланселет тоже должен был присутствовать...
... в прошлом году он не приехал. Пришла весть, что Ланселет в Малой Британии - что его вызвал туда его отец, король Бан, чтоб сын помог ему уладить какие-то сложности, возникшие в королевстве, - но в глубине души Гвенвифар знала: Ланселет не приехал потому, что предпочел держаться подальше от двора.
Нельзя сказать, чтобы она не могла простить ему женитьбы на Элейне. Всему виной была Моргейна, Моргейна и ее злоба. Моргейна, которая мечтала заполучить Ланселета себе, а когда не сумела, не придумала ничего лучше, кроме как разлучить его с той, кого он любит. Видно, Моргейна предпочла бы видеть его в аду или в могиле, чем в объятиях Гвенвифар.
