— Вам не удастся освободить руки, — сообщил он, — потому что ровно через минуту я запихну вас в трансо, и вы окажетесь в «Фишхуке».
Он хлебнул еще и опустил бутылку.
— Не знаю, что вы натворили. И не знаю, зачем вы им понадобились. Но у меня есть приказ.
Он опять приподнял бутылку, затем передумал и поставил ее на середину стола. Потом подошел к Блэйну.
Блэйн увидел новую картину: другая планета, дорога, по которой идет существо, не похожее ни на что, им когда-либо виданное. Нечто вроде ходящего кактуса, только не кактус, и вообще вряд ли растение. Но ни существо, ни дорога не имели значения. Значение имело то, что по пятам за существом неуклюже припрыгивало с полдюжины «накидок».
Охотничьи собаки, подумал Блэйн. Кактус — охотник, а они — его охотничьи собаки. Или ловец и ловушка. «Накидки», вывезенные с планеты джунглей каким-то бродячим торговцем, выдержавшие космическую радиацию и нашедшие применения на этой планете.
В мозгу у него пульсировало еще что-то — какая-то фраза, фраза на неземном языке, возможно, на языке кактусовидного существа. Она казалась бессмысленной, можно было сломать язык, воспроизводя ее, однако, когда Грант склонился над ним и протянул к нему свои лапы, чтобы поднять его, Блэйн что было силы выкрикнул эту фразу.
И сразу же мех отпустил его. Освободившись, Блэйн рывком катнулся под ноги наклонившемуся над ним посреднику.
Взревев от ярости, Грант рухнул лицом об пол. Блэйн вскочил на ноги и забежал за стол.
Грант медленно встал с пола. Кровь капала из разбитого носа и сочилась с ободранных костяшек руки.
Он сделал быстрый шаг вперед, и лицо его исказила гримаса двойного страха — страха перед человеком, который сумел освободиться от мертвых объятий «накидки», и страха за проваленное задание.
Наклонив голову, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами, он бросился на Блэйна. Отчаяние удвоило его и без того достаточную силу и мощь, заставив его забыть о собственной безопасности.
Блэйн уклонился, но немного не рассчитал, и вытянутая рука Гранта скользнула по его плечу, и толстые пальцы судорожно вцепился в его рубашку. Рывок чуть было не вывел Блэйна из равновесия, но тут материал не выдержал и с громким треском разорвался.
Грант пролетел мимо, затем, хрипло рыча, снова бросился на Блэйна. Вкладывая в удар весь свой вес, Блэйн взмахнул кулаком и услышал хрустящий лязг челюсти. По крупному телу Гранта пробежала дрожь, и он пошатнулся.
Блэйн наносил удар за ударом, чувствуя, как немеют руки, как переставшие ощущать боль кулаки сотрясают Гранта, отбрасывая его все дальше и дальше.
Хотя в нем был и гнев, вовсе не гнев заставлял его безжалостно избивать Гранта, и не страх, и не самоуверенность. Им руководил простой и трезвый расчет: или он добьет стоящего перед ним человека, или ему конец.
От беспощадного удара в голову Грант дернулся назад. Тело обмякло, как будто из него враз исчезли все кости и мышцы. С глухим стуком Грант рухнул на пол и так и остался лежать тряпичной куклой, из которой вытряхнули опилки.
Блэйн позволил рукам расслабленно повиснуть и тут же ощутил саднящую боль в костяшках пальцев и перенапряженных мускулах.
Как же у меня получилось, недоуменно подумал Блэйн, голыми руками превратить такого громилу в окровавленное месиво?
Просто повезло, и я нанес первый и точный удар. А то, что он нашел ключ, отпирающий «накидку», — это тоже везение?
Нет, то была не удача, а нужная и своевременная информация из архива, вложенного в его мозг за пять тысяч световых лет отсюда существом, обменявшимся с ним разумами.
Блэйн взглянул на Гранта. Тот по-прежнему не шевелился.
А что делать теперь?
Конечно, надо как можно скорей уходить.
Еще немного, и из трансо выйдет какой-нибудь сотрудник «Фишхука». чтобы узнать, почему не приходит столь замечательно упакованная посылка.
Ничего, я снова убегу, с горечью подумал Блэйн. Что-что, а убегать я научился. Уже почти месяц бегу, и конца этому не видно. Но однажды, он знал это, бег придется прекратить. Где-то надо будет остановиться, пусть хотя бы для того, чтобы не потерять самоуважение.
Это время еще не пришло. Сегодня я снова убегу, но это будет побег во имя цели. Сегодня побег ему кое-что принесет.
Он шагнул к столу, чтобы взять бутылку, и наткнулся на валяющуюся на полу «накидку». Он со злостью пнул ее, и она, легко взмыв в воздух, упала бесформенным комом прямо в камин.
Схватив бутылку, Блэйн направился к сложенным кипам товаров.
Он потрогал один из мешков и убедился, что в нем что-то сухое и мягкое. Затем она вылили на него содержимое бутылки и отбросил ее на середину комнаты.
Из камина Блэйн совком достал горящих углей и высыпал на смоченный виски мешок.
Заплясали маленькие синеватые язычки пламени. С треском огонь начал расти и расползаться.
Теперь не погаснет, подумал Блэйн.
Еще пять минут, и загорится вся фактория. Склад превратится в ад, и пожар ужу никакими силами нельзя будет остановить. Трансо оплавится и деформируется, и дорога в «Фишхук» будет закрыта.
Наклонившись, он ухватил Гранта за воротник, подтащил его к двери и выволок во двор, футов за тридцать от здания.
Грант застонал, попытался встать на четвереньки, но снова рухнул на землю. Блэйн оттащил его еще на десяток футов и бросил. Грант что-то пробормотал и зашевелился, но встать не смог.
Блэйн вышел на дорогу и минуту постоял, приглядываясь. Окна фактории все больше озарялись красными отблесками.
Блэйн отвернулся и зашагал вперед.
А сейчас, сказал он себе, самое время нанести визит Финну. Скоро в городке заметят горящую факторию, начнется паника, и полиции будет не до нарушителей комендантского часа.
На ступеньках отеля, глядя на ревущее пламя пожара всего в двух кварталах о них, толпились люди. На Блэйна внимания никто не обратил. Полиции видно не было.
— Опять «гориллы» поработали, — обронил кто-то.
— Не понимаю их, — поддержал его другой. — Днем они идут туда и покупают что им надо, а ночью возвращаются и устраивают пожар.
— Ума не приложу, — продолжил первый, — как «Фишхук» мирится с этим. Нельзя же просто смотреть и ничего не делать.
— «Фишхуку» наплевать, — возразил ему его собеседник. — Я пять лет провел в «Фишхуке». Там вообще ничего нельзя понять.
Репортер, решил Блэйн. Завтра должна состояться проповедь Финна, и поэтому отель забит репортерами. Он поглядел на того, кто провел пять лет в «Фишхуке», но не узнал его.
Блэйн поднялся по ступеням и вошел в пустое фойе. Чтобы никто не обратил внимания на его ободранные кулаки, он засунул руки в карманы пиджака.
