Наиболее часто встречались Чародейки, воплощенные во множестве различных мотивов: злобной Лесной Колдуньи, которая делала из заплутавших охотников прислугу в сизой волчьей шкуре; Эльфийской Принцессы, способной услаждать влюбленного обожателя все утро, которое тянулось бы земные десятилетия; дразнящей Кокетки, чье волшебство превращало мужчин в животных; ну и островной Нимфы с ее «свинскими» заклинаниями.
Ноонавты вроде Гута Бандара без труда спасались от любой ворожбы под защитой нескольких условленных нот, известных еще мифическому Поэту, спускавшемуся в Преисподнюю во время оно. Мотив окутывал гостя особым покровом невидимости – вот только напевать его требовалось беспрестанно, а не предаваться беспечности всякий раз, когда одержана воображаемая победа над противником.
Пока Нимфа гнала его к бессловесному стаду свиней, Бандар тужился вывести необходимые такты. Ничего не выходило. В институте, в кабинете для медитаций, материальное тело исследователя тщетно ждало очередного оживления. Сознание, перемещенное в хряка, заранее подсказывало ученому, что нечеловечий речевой аппарат не сумеет издать ни единого приличного звука. Гигантские уши, шлепающие на бегу по жирным щекам, мучительно восприняли нестройный писк, визг и скрежет – и ничего более. Жалкое подражание оградительному напеву не впечатлило колдунью; разве только дало ей повод еще больнее стукнуть жертву жезлом и предостеречь:
– Потише, хрюшка, иначе я не стану ждать, пока ты разжиреешь. Завтра же закопчу твое брюхо, а голову сварю в котле!
Оливковая роща стремительно надвигалась. Животные ноздри Бандара втягивали незнакомые, новые волны: благоухание перегноя и давленых перезрелых плодов под ногами перекрывал резкий запах коз и – внезапно такой притягательный – аромат других свиней. Нимфа загнала добычу в самую гущу стада; скотина потеснилась, недовольно хрюкая и повизгивая, но в то же время глядя на товарища по несчастью печальными, всепонимающими глазами. Впрочем, на новую жертву довольно скоро перестали обращать внимание. Едва лишь хозяйка ударила жезлом по стволу крупного дерева и трясущиеся ветви осыпали землю дождем из тяжелых маслин, как свиньи с алчным фырканьем устремились к еде.
Правда, один особенно тучный хряк даже не смотрел на угощение. Вместо аппетита его морда выражала дикий страх – не оттого ли, что Нимфа одарила громадину оценивающим взглядом? Чародейка потыкала пальцем в пегий, упругий от жира бок и хмыкнула. Решение было принято. Волшебный жезл обрушился на спину откормленного животного, и хряк покорно потрусил по тропинке, которая уводила от рощи куда-то в глубь острова. При этом он так душераздирающе визжал, что только глухой не распознал бы в его истошном вопле нотки подлинно человеческого отчаяния.
Бандар подавил прилив ужаса. Потом напрягся, чтобы унять растущий интерес к сочным оливкам, усеивавшим землю, хотя новый инстинкт кричал ему: «Расталкивай всех, лезь вперед, хватай самые лакомые плоды!».
Сознанию, которое слишком долго оставалось в пределах Общего, грозила прямая опасность раствориться. Даже оградительный напев не помешал бы мифической Области одолеть путешественника, навсегда вписать его в матрицу События или Ситуации.
Сколько исследователей, изучая ноосферу, а также составляя необходимые карты, шли на этот риск – и оказывались безвозвратно поглощенными! Личности ученых вырождались в почти не осознающие себя идиоматические существа, а то и вовсе погибали: случалось, виртуальную плоть пронзали рыцарские копья, испепеляло дыхание драконов…
Преображение грозило разрушить целостность внутреннего «я» путешественника. Если он не выберется отсюда, то вскоре перестанет ощущать себя человеком. Главное – не забывать, кто ты на самом деле, иначе и впрямь станешь свиньей, жиреющей на маслинах в унылом ожидании ножа и мясницкой колоды.
Внезапно Бандар заметил, что съел немало плодов, обдумывая свою горькую судьбину. К тому же одна молоденькая самочка испускала весьма соблазнительное благоухание, которое все сильнее кружило ему голову. Правда, здоровенный хряк с огромными клыками следовал за нею, как тень. «Любопытно, а у меня большие клыки?» – подумал Гут, ощутив неодолимое желание ударить копытами о землю и гортанным криком вызвать соперника на бой.
«Соберись, Бандар! И выбрось из головы эту свиноматку, пока совсем не оскотинился». Ученому стоило немалых усилий отвернуться от обольстительного аромата и глотнуть не столь приятного, но свежего воздуха. Под ноги подвернулась тропинка, по которой не так давно Нимфа угнала несчастную жертву. «Вот куда ни одна свинья по собственной воле не сунется», – мысленно хмыкнул Гут, отправляясь в опасное путешествие, и сразу почувствовал себя лучше.
Какое-то время тропа бежала по лесистому склону, затем по длинному, просторному лугу, где овцы жевали низенькую траву. Интересно, неужели все четвероногие на этом острове были когда-то людьми? А если да, по своему ли капризу Чародейка превращала странника в то или иное животное? Может, главную роль играло некое внутреннее сходство? При всем желании Бандар не находил у себя предрасположенности к свинству, кроме страстной привычки рыться в академических загадках, откапывая редкие лакомые трюфели вроде песни Лорелей. «А думы-то у меня совсем человеческие», – приободрился Гут.
Как выяснилось, на четырех ногах с копытами легко развить недурную скорость. Луг уже почти закончился, проторенный путь уводил под сень величавых деревьев. Там, за густыми кронами, виднелось внушительное беломраморное здание с изящными колоннами, пилястрами и множеством изваяний. У самых деревьев Бандар покинул тропинку и осторожно тронулся в обход. Вскоре перед ним оказался раскидистый сад с открытым бассейном и фонтаном. Мощеная дорожка спускалась по зеленому склону в пещеру.
Туда и потрусил заколдованный исследователь, еле слышно ступая копытами по камням. Под каменными сводами располагалось уютное ложе из пахучих трав, прикрытых мягкими шерстяными коврами. На постели восседал коренастый мужчина средних лет, рыжеволосый и рыжебородый, лениво созерцая золотую чашу, прежде чем поднести ее к губам. Багровая капля вина скатилась с кончика рта и стекла в бороду, однако он ничего не заметил. Ярко-синие как небо глаза по-прежнему задумчиво смотрели в никуда.
«Одураченный Герой, – прикинул Бандар, внимательно приглядываясь к идиомату. Ни рельефной мускулатуры, ни странных знаков, указывающих на божественное происхождение, разве что шрамы на руках и обнаженной груди. – Устаревший тип, – заключил Гут. – При надобности управляется и с мечом, но чаще наверняка хитрит и изворачивается».
