— …persignumcruces… Священник поднял дрожащую руку, которой из последних сил стал кстить копа.
— Теперь ты больше не вылезешь обратно! — удар легко отделил голову от тела. Обрубок, словно повинуясь ещё какой-то неведомой силе, закатился в самый тёмный угол комнаты, под сейф. И там шептал молитву.
…In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen…
Макнили, чтобы убедиться, что священник мёртв окончательно, полез за головой. Когда он вытянул её за волосы из-за сейфа, глаза были закрыты, на губах застыла блаженная улыбка святого. Где-то в глубине души у Макнили шевельнулась чёрная зависть. «Зависть — это грех», — сказал себе Макнили и спрятал её подальше.
Под сейфом блеснуло что-то ещё. «Ещё одна голова… с золотыми зубами?!»
Коп отогнал от себя безумные мысли, протянул руку и нащупал револьвер. Достал, обтёр рукавом от пыли, но испачкал в крови — и узнав револьвер Уиллера, машинально сунул в кобуру.
* * *
Подлёдный лов вдали от города — это предел мечтаний. На милю вокруг ни одной живой души, смеющей мешать этому священнодействию.
Ветер дул с востока. И словно выдувал души из тех, кто вышел этим вечером на широкое ледовое поле.
Он достал шнековый ледобур и аккуратно положил на снег. Затем неторопливо извлёк из ящика остальную снасть. Каждую он выкладывал с некоторым трепетом: грузила, балансиры, изощрённые приманки о пяти крючках. Когда всё выложил и распутал — он стал так же аккуратно прятать обратно, теперь попутно озираясь по сторонам, чтобы никто не увидел его богатства; собрал и оставил только один удильник. Потом, встав лицом к закату, стал бурить лунку.
Закат, слегка подмазавший красным ледовую поверхность, постепенно затухал. Он был готов уступить это белое незакрашенное полотно другим художникам, у которых и кистей больше, и красную краску они разливают без жалости — густо кладут, а если понадобится — размазывают пальцами. Солнце же пальцами в свои картины не лезет.
Приманку он опустил ко дну, потом замер на несколько минут, словно заснул, и неожиданно начал игру, постепенно подматывая леску на мотовильце. Два широких взмаха рукой вправо — и снова задёргалась кисть, две минуты и опять взмах…
Три раза по два взмаха, нетронутая приманка выскочила из-подо льда. Он вздохнул, поднял коловорот, сделал четыре шага на запад и стал готовить новую лунку.
С первого же облова Шеф почуял добычу. Царапало на глубине двух метров. Его движения стали более спокойными. Он ловил крупного хищника. Когда рука почувствовала, что добыча крепко села, начал наматывать мотовильце… всё ближе и ближе к поверхности.
Добыча. Шеф отскочил от неожиданности, когда из лунки вырвалась посиневшая рука и начала судорожно скрести лёд. Рука дёргалась, не останавливаясь, пытаясь удержаться, но лишь сжимала снег и всё больше соскальзывала обратно. Шеф схватил ледобур и, затянув высунувшуюся руку леской, стал обсверливать лунку.
Минуту по пережавшей руку леске бежала кровь; значит, человек подо льдом был еще жив… ещё немного. Пару отчаянных ударов ногой, ледовый покров обвалился, образовав небольшую прорубь. Показалась голова — синее вздувшееся лицо утопленника, который жадно, как рыба, хлопал ртом, пытаясь глотать воздух. Пока он хрипел, Шеф, накинув на него веревку, вытащил на лёд…
…И улыбнулся. Шеф был рад видеть Триплета в таком состоянии. Руки спасённого были неестественно вывернуты и обвисли как плети. Маньяк не пытался приподняться, он просто лежал и хрипел. Он не мог даже открыть глаза. Плечо было рассечено, но кровь оттуда не шла. Триплет быстро покрывался инеем. Шеф стоял и думал — в руках у него была уже приготовлена запасная ветровка, а, с другой стороны, ему было интересно: если Триплет такой везучий и живучий, сколько он протянет ещё.
Комиссар сделал шаг по направлению к маньяку и услышал подозрительный треск за спиной.
«Лёд или позвоночник», — подумал Шеф. Сделал ещё шаг — треск повторился — он обернулся.
То, что он увидел, заставило его прищёлкнуть языком. За ним на четвереньках, на вывернутых на сто восемьдесят градусов, чтобы удобно было ходить именно таким образом, ногах и руках, прижатое ко льду, ползло человеческое создание. Потрёпанный тёплый свитер, теплые башмаки, разорванная шевелюра без головного убора, меж клоками волос были видны металлические вставки. Вдоль позвоночника, который почему-то проваливался посередине спины, шло некой подобие металлического каркаса, с обхватами в области шеи, груди и живота.
Существо, заметив, что шеф на него смотрит, двинулось вбок, всё также прижимаясь к поверхности озера, и при этом движении внутри него защёлкали вывернутые суставы, переломанные кости и позвоночник. Хруст, от которого Шеф зажмурился, и тошнота подкатила к горлу, хотя он видел это тело ранее. Это было тем мешком с костями, который Уиллер достал из багажника и так и бросил на стоянке полицейского участка. Тот маньяк, которого в городских газетах за его безумный прыжок под поезд с издевательской иронией назвали Прыгуном.
— Кто же тебя откопал? — вслух подумал Шеф. Маньяк зашипел в ответ и стал медленно обходить копа. Смотреть, как эта куча костей и металла, завёрнутая в тряпьё, теперь двигалась, Шеф не мог, а потому, из гуманизма обхватил покрепче ледобур. Прыгун же не испугался — он явно подбирался к холодеющему Триплету, который даже не пытался двигаться, а просто вывалил раздувшийся язык и лежал в молчании.
Добравшись до Триплета, он обхватил ему передними конечностями шею и потащил мертвеца с выпученными глазами в сторону леса, медленно покряхтывая и похрустывая позвоночником.
Шеф прибавил шагу. Взмахнув ледобуром, он вспугнул Прыгуна, так что его правая нога поскользнулась, спина вогнулась вовнутрь, и между двумя металлическими обхватами через пуховик вылезло сломанное ребро.
Шеф улыбался, пока сам от неожиданного удара сзади не полетел вперёд и, обдирая подбородок, прокатился по снегу. Когда он попытался повернуться, кто-то сел ему на спину. Комиссар рванулся в сторону, и его обожгло жутким холодом. Он увидел, как зазубренный клинок легко вошёл в лёд, раздирая ватник, и почувствовал, как острая боль будто разорвала его правый бок. Тогда он сделал последний рывок. Тот, кто был сверху, не удержался и со странным звоном упал. Шеф воспользовался моментом, отполз и встал на ноги.
Уже метрах в двадцати виднелся уползающий со своей добычей Прыгун. Шеф бросил взгляд на своего нового противника: высокий человек в чёрной рясе священника, из-под рясы выглядывали носки кед; его грудная клетка немного выпирала вперёд; с надетым, словно ради нелепой шутки, жестяным ведром вместо головы. Из единственной прорези на ведре светился, как будто подвешенный в темноте, огромный голубой глаз без век и ресниц — только глаз в пустоте тёмной прорези. Этот глаз шарил по окружающему миру, не останавливаясь ни на чём — Шефа пробрала дрожь. Чёрт возьми, он знает этот глаз — он вспомнил, как точно такой же остался когда-то на стене после его прямого выстрела в голову хозяина.
