Виталий Забирко - Везде чужой

- Я бы хотел встретиться с Президентом.

Брови Диславла взлетели.

- А это тебе зачем?

- Кажется, это последнее звено, которое необходимо мне, чтобы понять их мир.

- Понять их мир? Увидев Президента? - Диславл откровенно рассмеялся. - Я вижу, психоматрица пустила в тебя глубокие корни. Вера в доброго батюшку-царя, правящего народом по справедливости. За двадцать лет работы я так и не понял их мира.

- С ним что, нельзя встретиться? - твёрдо спросил Таксон Тей. Смех Диславла не задел его.

- Да нет, - пожал плечами Диславл. - Это как раз просто. - Он глянул на часы. - Сейчас утро. Семь сорок шесть. Самое время. Он ещё не проснулся. Точнее, его ещё не разбудили. Идём.

- Куда?

Диславл сделал приглашающий жест в сторону стены. Таксон Тей посмотрел и увидел - куда. И шагнул в стену.

Они очутились в обширной комнате, одна из стен которой была полностью заставлена дисплеями. На экранах пульсировали и извивались разноцветные кривые, монотонно гудели охлаждающие компьютеры вентиляторы, изредка стрекотали принтеры, выплёвывая прямо на пол узкие полоски регистрационных лент. А посреди комнаты стояла высокая хромированная кровать, на которой, опутанный проводами с датчиками и трубками капельниц, лежал человек.

Диславл подошёл к изголовью.

- Президент Меркстейн. Девяносто восемь лет, - бесцветным менторским тоном представил он. - Хронические болезни: астма, стенокардия, порок сердца, диабет, язва желудка, остеохондроз, атеросклероз и прочая. Последние пять лет страдает прогрессирующим слабоумием, связанным с размягчением мозга. Кроме того...

- Хватит! - оборвал Таксон Тей. - А как же его ежедневные выступления по телевидению?

Диславл грустно улыбнулся. Теперь он понял, что Таксону Тею действительно нужно было увидеть Президента.

- Обыкновенная компьютерная компиляция...

Таксон Тей отошёл к огромному окну и прислонился к стеклу лбом. Последняя, совсем хилая, несуразная, но всё же имеющая право на существование версия о каком-то подобии логического устройства этого мира рухнула. Остался хаос. Действительно - театр абсурда...

"Резиденция" Президента находилась на двадцатом этаже высотного здания, стоящего на холме, и отсюда открывался вид на Столицу. Грязную, запущенную, разорённую и разворованную, обезображенную человеческой дикостью. Стыдливо затянутую дымкой промышленных выбросов. Когда-то точно так же прислонившись лбом к холодному прозрачному силициловому пластику обзорной площадки орбитальной станции, Тей заворожёно, словно в гипнотическом трансе, смотрел на медленно вращающийся под ним Парадас. Тогда он поймал себя на мысли, что бездумное созерцание родной планеты из космоса сходно по чувству с созерцанием лика океана. Какая-то атавистическая ностальгия по покинутой в незапамятные палеонтологические времена водной среде обитания: мира, которого ты никогда не знал, но который отозвался в тебе отголоском генетической памяти тела, непонятному разуму и потому не больному, а такому вот, завораживающе-притягательному. При виде родной планеты у Тея щемило сердце. Сейчас тоже.

Только теперь он понял, что никогда не вернуться ему на Парадас. Дорога туда для таких, как он, заказана. Не вернуться ему в мир, где люди как ЛЮДИ, где нравственный закон превыше всего. Не вернуться потому, что он познал нравственное падение, познал, что такое власть, что такое убийство, что такое алчность, пошлость, вожделение, разврат, страх и животная радость, дурман веры и дурман наркотиков. Он отторгнул эту грязь, но она коркой покрыла его душу - он знал о ней, и прикосновение к его душе могло заразить помимо его желания. Потому и закрыт ему путь на Парадас, и никто его туда не пустит. Да и сам себе он не позволит туда вернуться. Разве что "облетевшим яблоневым цветом..." Он обязан остаться, чтобы таким вот, в нечистотах, в коросте запёкшейся на душе чужой крови охранять мир Парадаса от вторжения разрушающей, развращающей психологии человека-животного. И ради этого светлого, удивительного, чистого и прекрасного мира, ради мечты о нём, следовало жить.