Казалось, он проспал всего лишь несколько минут, когда чья-то рука, настойчиво теребя за плечо, вырвала из забытья. Увидев над собой лицо Николая, он понял – пришла пора заступать на дежурство. Стараясь не шуметь, выполз из палатки и обнаружил, что наступает рассвет. А потом пришло утро, красивее которого он еще никогда и ничего в жизни не видел. При солнечном свете выяснилось, что лагерь был разбит посреди заброшенного сада. Плоды рук человеческих гармонично переплелись здесь с красотой первозданной природы. Но сама по себе эта красота не могла проявиться. Вчера ночью вокруг были только костлявые призраки деревьев. Полдень прибьет зноем, приглушит и растопит краски. И лишь первые утренние часы высвобождали все великолепие пейзажа. Солнечные лучи радостно пробивались сквозь полог яблоневых веток. Под ногами на ковре из мокрой травы причудливо переплетались их полосатые тени. Роса сверкала на листьях, на розовых щечках яблок, алмазными капельками дрожала на серебристой паутинке.
Любоваться природой в одиночестве пришлось не долго. Многолетняя привычка вставать с рассветом не дала Семигорцеву выспаться после ночного дежурства. Спустившись к реке, он через несколько минут вернулся, делая на ходу зарядку.
– Как дежурство Антон Петрович?
Голос был бодрый. Сорвав с ветки яблоко, командор надкусил его, удовлетворенно кивнул, и неожиданно поинтересовался.
– Антон Петрович, пока мы одни, расскажите, давно это у вас началось?
– Что значит "это"? – не понимая, переспросил Хрустов.
– В волка вы давно стали превращаться?
Хрустов уже почти убедил себя, что вчерашний зверь был лишь галлюцинацией. Стрессовая ситуации, долго копившаяся ярость, взрыв агрессивной энергии. Каким-то чудом он обезвреживает тех типов. Аномалия же преподносит все это в средневековых образах, как превращение в хищника. Но получалось, что превращение действительно было!
– Вы, Антон Петрович, по порядку расскажите. С того момента, когда вас укусили. Когда запахи стали чувствовать, когда луну не адекватно начали воспринимать. Мне это все как специалисту интересно…
Рассказывая, Антон вспоминал все новые подробности. Даже забытая пробежка по ночному лесу отдельными фрагментами прорывала блокаду памяти. Он понял, что и в тот злосчастный вечер пробежался от лагеря до дома Цирцеевой в шкуре хищника. И про то, где провел ту ночь, Хрустов зачем-то тоже рассказал, хотя к теме это никакого отношения не имело.
– Отчаянный вы человек! – улыбаясь, констатировал Семигорцев, – А вот по поводу вашей вервольфовской эпопеи вот что хочу сказать. Когда выйдем из аномальной зоны, это скорее всего пройдет, хотя полной гарантии нет. Но главное, чтобы вы сами не прельстились. Понимаю как это заманчиво. При полной луне по лесам, по полям вольным зверем. Опять же зубами кому-нибудь по горлу. В целях самообороны, конечно…
Но вы одно твердо поймите, долго на двух стульях не усидишь! Согласно некоторым фольклорным традициям на третий раз уже необратимая трансформация. На самом деле можно и гораздо больше, но итог все равно один. Мой хороший товарищ хвастался, что у него все под контролем. Теперь который год где-то по лесам бегает. Семье сообщили, что пропал без вести при лесном пожаре. Дети его уже забывать начали, а жена все еще ждет, наверное, чувствует, что живой. Вот такая грустная история. И насчет свободы тоже особо не обольщайтесь. Волк животное стайное. А в коллективах у них, сами знаете, какие нравы…
В довершение Семигорцев вкратце коснулся их вчерашнего разговора. По его мнению, появление двойников и даже умершего дяди не были чистой иллюзией. За всем этим мог прятаться вполне конкретный персонаж, которого аномалия преподносит в разных фантастических обличиях. Так что пока они не выберутся в спокойную зону, лучше все время быть настороже.
К предостережению Хрустов отнесся хладнокровно. За последние дни он натерпелся столько, что, казалось, устал бояться. Мысли сейчас больше занимала судьба бегающего в волчьей шкуре товарища Семигорцева. Ни его ли он видел в ночь после грозы? А на счет прельщения командор попал в самую точку.
– От соблазна пробуждать в себе звериную силу отказаться не так-то просто!…
Лагерь постепенно просыпался. Взлохмаченные, опухшие после сна люди выползали из полога палатки, спускались к реке, уходили подальше за яблоневые ветки. Но постепенно все собирались около костра.
Смирнов взял на себя обязанности шеф-повара. Чувствовалось, что в этом маленьком человечке пробудилась походная хозяйская жилка. Потом Антон узнал, что по молодости литератор был геологом, и первые свои стихи и рассказы посвятил именно этой профессии. В советские годы его сборник "Ночи под звездами" даже был напечатан. У читателей он большого успеха не имел, но судьбу самого автора изменил круто. Променяв надежную земную профессию на скользкую тропу в небо, литератор с упорством карабкался по ней, пока не оказался обитателем глухаревского анклава. Однако навыков жизни в полевых условиях он еще не потерял и каша с запахом дымка получились не хуже, чем вчера макароны у Надиры.
Пока все жадно поглощали еду, Семигорцев уже по сложившейся традиции доложил обстановку. Сам же он почерпнул сведения из своей полевой карты. Планшетный лист, которым он пользовался уже не один сезон, перестал быть застывшим изображением местности. Как это часто случалось с предметами в аномальных зонах, карта приобрела особые свойства, и теперь изменялась вместе с изменением ландшафта. Сегодняшним утром командор обнаружил исчезновение Глухаревки. На карте остались только Большие Выселки, переместившиеся почему-то на другую сторону реки. Так что враждебных действий со стороны аборигенов можно было уже не опасаться. Главной проблемой теперь стал выбор правильного пути выхода из зоны. Час назад Семигорцев начертил несколько вариантов, но вскоре увидел, что все пунктирные линии проложенных им маршрутов возвращаются в исходную точку. Это означало, что пока даже не стоит трогаться с места. Лучше выждать пока пространство хотя бы на время перестанет закручиваться, и тогда уже как можно быстрее продвинуться ближе к границам аномалии. А дальше опять выжидать момент для следующего марш-броска.
К полудню все сидели на упакованных вещах и с надеждой смотрели на Семигорцева. Командор колдовал над своей чудо-картой и пока что ничего хорошего сообщить не мог. Через некоторое время Смирнов, обречено вздохнув, склонился над еще не остывшими углями и стал раздувать костер. Остальные постепенно разбрелись по саду. Хрустов спустился к реке. Сев на корточки, долго следил, как дрожат под напором течения стебли осоки. У бегущей воды ему почему-то всегда было хорошо и покойно. Однако, от долгого сидения стали затекать ноги, и он отправился дальше вдоль берега.
