Я не вижу, что там сбоку, взгляд упирается в однообразную серо-черную поверхность. Но слышу, как девушка поднимается… шлеп!
— Ты, сука!..
— Макс…
— Быстрее, ну!
Я держу, держу! Атлант когда-то поддерживал небо — а я, уподобившись ему, удерживаю землю, собравшуюся обратить нас в ничто. И никто не собирается сдаваться…
Сто двадцать четыре… Девятьсот сорок пять… Тридцать восемь… Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…
«Прежде чем что-то найти, нужно что-то потерять».
Когда ноги уже готовы согнуться под невыносимой тяжестью, будто второе дыхание приходит ко мне. Больше силы… я смогу ее удержать, смогу, я должен! Слышишь, чертова стена, ты не победишь меня! Ты не победишь, не имеешь права победить, потому что…
Не важно. Просто сделай.
Напираю — и на миг камень будто отступает, покоряясь мне… Так, хорошо. Быстрее, быстрее же!
— Хуанита…
— Я не могу, нога…
— Ползи на руках! Я не отпущу, ползи!..
Скрытые, неведомые мне доселе ресурсы организма сейчас работают на всю мощность. Вы, негодяи, я не знаю, что вы в меня вложили — но я задействую это по полной программе! Еще… еще чуть-чуть…
Стена снова напирает… Мне все равно не победить. Я только оттягиваю неизбежное.
Ноги, лишь бы держали ноги!
А дыхание учащается, все быстрее и быстрее, и в такт ему сильнее и сильнее стучит сердце.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук…
Тук-тук-тук. Тук-тук-тук…
Тук-тук-тук-тук-тук…
Тук-тук-тук-ту-ту-ту-ту-ту-т-т-т-т-т-т-т…
Трах-х-х!!!
Большой темный круг перед глазами. Большой-большой-пребольшой… Он плывет, и приближается ко мне… или я — к нему. Еще ближе… еще… еще…
И черный монстр глотает меня…
* * *
Мне тогда приходилось все открывать заново. Например, мои родители были для меня просто двумя приятными людьми, которых звали Анна и Самуэль. Я не знал, и так и не узнал потом, какой они были национальности. Впрочем, учитывая мой последующий образ жизни в духе «перекати-поля», мне никогда не приходилось беспокоиться о моем происхождении.
А еще был Ричард Трефилов, постарше их, но тоже во всех отношениях очень приятный человек. Его я видел даже чаще, чем родителей: им все-таки надо было работать, на что-то жить. А для Ричарда все, чем он со мной занимался, было и работой, и жизнью. Он приходил ко мне в комнату, иногда просиживал со мной часами — и я удивлялся, как ему удается угадывать, что мне нравится, а что было бы неприятно. Он придумывал самые разные игры, переиначивая по-своему правила; иногда уступал мне и давал выиграть, чтобы я чувствовал себя уверенней; потом, напротив, громил по полной программе, ставя на место. С ним никогда не было скучно, и я все больше привязывался к нему, по своей наивности не понимая, на что себя обрекаю.
В тот день Ричард не стал оставаться со мной в комнате — он предложил мне пойти с ним.
Мы пришли в большой круглый зал, и он усадил меня в одно из кресел, стоящих в центре этакими цветочными лепестками. Как будто ничего особенного — обычная виртуалка, во множество которых я в детстве переиграл; впрочем, с оговоркой: я знал, что переиграл, но абсолютно не помнил, как это было. Однако освоился я быстро. Мы с Ричардом попали в некую космическую империю, где лихо носились на звездолетах. Он командовал эскадрой, а я — всего лишь рядовым истребителем, и мы крушили всех и вся, кто был с нами не одного цвета. В конце концов случилось то, что должно было случиться: меня подбили.
— Еще раз? — предложил Ричард.
— Да ну, надоело, давай другое! — возразил я.
— Макс, я хочу тебе кое-что показать.
Я согласился, и мы продолжили сражение. Сценарий очень мало отличался от предыдущего, и скоро мне и впрямь стало скучно. И вот тут я увидел, как Ричард творит чудеса. Его корабль вдруг исчезал в одном месте и тут же появлялся совершенно в другом; одним выстрелом он сносил по несколько истребителей за раз, а то и целые планеты. Но это, как оказалось, были только цветочки. Когда мы праздновали победу и затрубили фанфары, Ричард вышел из своего флагмана и, прошагав прямо по космической пустоте, проник ко мне в истребитель и пожал мою руку.
— Как ты это делаешь? — спросил я, глядя на него удивленно.
— Ничего особенного. Ты же знаешь, что все это не настоящее.
— Ну да. Но ведь есть физическая модель, базовые законы… — я тогда уже успел нахвататься всяких терминов.
Вместо ответа он спросил:
— Макс, тебе не хотелось бы быть не актером, а режиссером? Тем, кто сам создает законы?
Я тогда не ответил ему. Однако уже знал, что ответ будет — «да».
Через несколько дней мне предстояло попрощаться с родителями. По договоренности с руководством комплекса Уттара, я должен был остаться здесь еще на несколько месяцев, им же нужно было работать, и для этого — вернуться на Землю. Прощание прошло достаточно спокойно; мама немножко всплакнула, но ей это было позволительно. Меня традиционно спрашивали, буду ли я скучать, и не будет ли мне здесь плохо без них. Я посмотрел на Ричарда: тот бросил на меня взгляд заговорщика, и я вспомнил о его предложении.
— Нет, мама, все в порядке, я отлично проведу время! — сказал я, не сомневаясь, что иначе и быть не может.
Так мы и расстались, в странном настроении — смеси грусти и радости, и уже на следующий день Ричард начал мне объяснять базовые принципы, которыми нужно руководствоваться для создания полноценного виртуального мира. Я внимал ему с огромным интересом и даже и не думал скучать.
Я ведь не мог знать, что больше никогда не увижу своих родителей…
— Макс!..
Все вокруг черно-серо-коричневое. Открыть глаза, или закрыть разницы никакой. Но лучше все-таки открыть.
Все та же пещера, и все те же камни…
Выходит, монстр не проглотил меня? Его желудок отверг чужеродное тело и исторгнул обратно?
Выходит, так…
— Макс, ты жив? Как ты?..
Теперь перевожу взгляд ниже. Вот она — гора глыб, на которые рассыпалась стена — сейчас в нее упираются мои ноги. Значит, все обошлось? Значит, ничего страшного не случилось?
Тогда пора вставать.
Привычным движением вытягиваю вперед руки, затем — рывок…
О господи!
Электрический разряд пробивает меня с головы до пят. А-а-а!!! Как это можно терпеть?.. Никаких сил, тело не слушается — оно безвольно опускается на землю, где только что лежало…
Вот тебе и ответ на вопрос!
У всякой машины есть предельная нагрузка, которую она может выдержать. Мой предел раза в два или три выше, чем у обычного человека но я ухитрился превысить и его.
