Ознакомительная версия.
И все же… все же…
Здесь ее дом, здесь все ей знакомо. Что, если реальная жизнь окажется не такой, как она себе представляла? Что, если ее мечта потускнеет, обратится в прах? Что, если кошмары, мучившие прежде, будут терзать ее в новом доме? Изабелла давно забыла о них, но в минуты усталости или тревоги видения возвращались. Что ей тогда делать?
– Решение за тобой, Белла, – тихо сказал отец. – Для меня Флоренция оказалась ядом, тебя она может исцелить. Ты такая умная, красивая. Но если ты не хочешь ехать, так и скажи.
– Кто позаботится о вас, отец, если я уеду? – прошептала она, все еще трепеща от волнения.
– Как кто? Слуги, разумеется! Ты можешь взять с собой Мену, остальные прекрасно управятся с хозяйством. Мои потребности невелики. Кроме того, я могу пригласить к себе друзей. Давно у нас не было гостей. – Протянув руку, он вдруг нежно сжал ее ладонь. – Я больше не могу стоять у тебя на дороге, Белла. Ты должна выбрать свой путь.
Изабелла сжала его узловатые пальцы.
– Вы думаете, мой путь ведет во Флоренцию?
Он кивнул:
– Может быть.
Изабелла глубоко вздохнула. Вся ее тревога, смятение вдруг отхлынули, как морская волна. Да, это правильно. Это ее судьба, то, чего она ждала все свои девятнадцать лет. Она громко рассмеялась, ее сердце переполняла переливающаяся всеми красками радость.
– Хорошо! – воскликнула она. – Я отправляюсь во Флоренцию.
Кто осушить бы смог просторы моря, вечно нам родящие красу холстов, багрянок драгоценный сок?[2]
Эсхил. «Агамемнон»Орландо Ландуччи стоял у окна, глядя, как сумерки заливают улицы Флоренции. Он едва слышал мягкий голос Лукреции, в прошлом его любовницы, теперь друга. Она читала бессмертные строки «Орестеи». На город опускался вечер, самое прекрасное время дня. Мгновение, когда каменные башни в свете факелов отливают золотом, когда самые обычные лица становятся загадочными и красивыми. Грязь и уродство исчезают, скрытые тьмой. Как и злые деяния.
Он тоже мог скрыться, мог забыть, пусть всего на несколько часов. Он любил ночь.
Но сегодня пелена слишком тонкая, и он не может отдаться тайным удовольствиям Флоренции, как делал это не раз. За изящным фасадом Флоренции затевалось нечто. Напряжение сгущалось в воздухе.
Скоро ящик Пандоры раскроется, и зло наводнит этот мир. Никто больше не сможет обманываться. Даже великие Медичи и их союзники.
Скоро и Орландо получит шанс, которого так долго ждал, и ему не придется больше скрываться под покровом ночи.
Когда сумерки сгустились, мощенная брусчаткой площадь под окнами дома Лукреции изменилась. Почтенные семейства скрылись за прочными стенами своих палаццо, наглухо заперев ставни. Торговцы закрыли свои лавки, нищие нашли прибежище за дверями храмов.
Но Флоренция не опустела. Вскоре улицы заполнились людьми, появились юноши в ярких полосатых штанах и шитых жемчугом камзолах, бархатных беретах с перьями на кудрявых головах. Передавая друг другу флягу с вином, они распевали непристойные песни в ожидании куртизанок в алых с желтым нарядах. Музыку было слышно издалека; чем темнее становилась ночь, тем громче звучали флейты и тамбурины.
Орландо рассеянно смотрел в окно. На площади вдруг появилась большая группа мужчин во главе с музыкантами. Впереди шествовал самый отъявленный распутник Флоренции, Джулиано Медичи, красивый младший брат всемогущего Лоренцо. За ним следовали его неотлучные друзья.
По всей видимости, вечер у них начался с возлияний, потому что они то и дело спотыкались на неровной брусчатке и разражались громким смехом всякий раз, когда кто-нибудь из них падал. Их голоса, невпопад горланящие песню, достигли ушей Орландо. В своих ярко-зеленых, синих, алых костюмах, размахивающие беретами и сверкающие драгоценностями, они казались персонажами какой-то картины.
Орландо приоткрыл окно, впустив в комнату звуки музыки и смех, смешанные с прохладным бризом. Эти люди веселились так, будто им ничто не угрожало, словно в их жизни не было ни печали, ни страха. Одна лишь свойственная молодости бесшабашная уверенность в том, что все будет хорошо, что красота и веселье пребудут с ними вечно.
Когда-то и Орландо был таким. Уверенным, что ничто и никогда не омрачит его жизнь. Теперь он знал, что ошибался. Счастье, радость жизни исчезли, как роса под жаркими лучами солнца. Эти люди тоже скоро поймут, что ничто не вечно.
Орландо видел, как Элеанора Мелоцци, самая дорогая куртизанка во всей Флоренции, вцепилась в бархатный рукав камзола Джулиано. Она обернулась к паре, следовавшей позади, и в свете факелов ее распущенные волосы сверкнули золотом.
Рыжеволосая женщина, подруга Элеаноры, шла под руку с высоким светловолосым мужчиной. Ее пальцы были унизаны кольцами с драгоценными камнями. Ее спутник пронзительно рассмеялся, запрокинув голову, мерцающий свет факелов озарил его лицо.
Это был Маттео Строцци.
Орландо так крепко сжал пальцы, что острая кромка оконной створки впилась ему в ладонь, но он не чувствовал боли. Перед ним был Строцци, подлый ублюдок. Человек, которого он поклялся уничтожить.
Внезапно, сквозь алую пелену гнева, он ощутил легкое прикосновение к своей руке. Словно очнувшись, он обернулся и увидел, что Лукреция, отложив книгу, подошла к нему. Она внимательно смотрела на Орландо, и в ее зеленых глазах с золотистыми крапинками он увидел тревогу.
Он улыбнулся, пытаясь успокоить ее. Он не хотел, чтобы кто-то знал, какая ярость пожирает его. В дни бесшабашной молодости Орландо Лукреция стала его первой любовницей, а теперь, удалившись от дел, она дарила ему свою дружбу. Ее палаццо было единственным местом, где он мог наслаждаться покоем. Лукреция была единственным человеком, с которым он мог поговорить, который разделял любовь Орландо к искусству и книгам.
Лукреция слишком хорошо знала Орландо, чтобы обмануться его беспечной улыбкой, шутливыми отговорками. Флоренция была городом фасадов, масок, а Орландо был мастером перевоплощений.
– Ты сегодня рассеян, Орландо, – сказала Лукреция. – Что случилось?
Он знал, что ему не обмануть Лукрецию, но и довериться ей не мог. Не сегодня. Тьма уже сгущалась вокруг него, скоро она совсем поглотит его. Лишь грубые плотские развлечения могли на время рассеять эту мглу.
Засмеявшись, Орландо обнял Лукрецию за талию и притянул к себе. В прохладный ночной ветерок вплелись нотки ее жасминовых духов.
– Что может случиться в такую ночь, как эта, моя прекрасная Лукреция? Звезды сверкают, как бриллианты, в твоих роскошных волосах…
– Ты ужасный поэт. – Лукреция рассмеялась, но ее взгляд был устремлен на площадь – веселая компания Медичи скрылась за углом. – Ты думал о них?
– С чего бы? Пусть кто-нибудь другой думает о них, а у мне своих забот хватает.
Лукреция нахмурилась:
– Мой друг Якопо Пацци говорит…
– Говорит то, что ему не следовало бы говорить, – перебил Орландо. Он не хотел думать о Маттео Строцци и о его друзьях Медичи, не сейчас. Он почувствовал, как в нем снова пробуждается гнев. Он тоже знал кое-кого из семьи Пацци, богатых и могущественных соперников Медичи, и знал, как легко развязываются их языки, когда вино льется рекой. – Мужчины невоздержанны в речах, когда их руки сжимают кубки с вином. Кому, как не тебе, это знать, моя Лукреция.
Она задумчиво смотрела на площадь, откуда еще доносились отзвуки шагов Медичи и Маттео Строцци. Казалось, они оставили за собой тень.
– Мне бы хотелось, чтобы сегодня ты пошел со мной к Бьянке. У нее будет новый поэт. Говорят, это что-то восхитительное. Это развлечет тебя.
– Боюсь, не получится, дорогая Лукреция. Я уже договорился о встрече с друзьями.
Лукреция рассмеялась:
– О встрече в какой-нибудь сомнительной таверне за городом? Мы теперь слишком благородны для тебя, Орландо?
Он собирался именно в такую таверну, но не мог признаться в этом Лукреции, которая некогда считалась самой образованной и самой умной куртизанкой в городе. Ему нравилась утонченная обстановка в ее доме, жизнь, которую она вела, ее друзья. Но порой ночами, когда демоны выходили на охоту за ним, когда он чувствовал на себе их ледяные костлявые пальцы, только грубые, примитивные развлечения могли заставить их отступить. Дешевое вино, доступные женщины, простая музыка.
– Ах, Орландо, – сказала она улыбаясь, – однажды ты найдешь то, что ищешь, и тебе захочется изменить свою жизнь. Сейчас ты напоминаешь мне странствующего рыцаря.
– Я? – усмехнулся он. – Странствующий рыцарь? Если я чего и ищу, так разве что бочонок хорошего пива, а не сокровища. Ты стала очень романтичной с тех пор, как удалилась на покой.
Она покачала головой:
– Я знаю тебя. Однажды ты поймешь, что я была права, вот увидишь. И твоя жизнь изменится.
– Увидимся на следующей неделе, Лукреция.
Орландо поднес к губам ее унизанную драгоценностями руку.
Ознакомительная версия.
