— Прежде, чем мы свершим месть, надо похоронить убитых. Я помогу тебе с этим. Только я не знаю ваших обрядов.
— Тела умерших мы сжигать на большие костры, — услышал он рвущийся голос, — а прах отдаём лесу.
— Так и сделаем.
Через некоторое время над мёртвой деревней взвились языки пламени. Топливом послужили жерди юрт, наколотые на зиму дрова и колья от забора. Два человека стояли и смотрели на огонь. Один из них сложил вместе три пальца правой руки, после чего по очереди приложил их ко лбу, животу, правому и левому плечу. Он что-то прошептал, поклонился. От этого движения из-под зелёной одежды выскользнул предмет, висящий на шее на тонкой цепочке. Человек поспешно спрятал его обратно. Второй человек стоял неподвижно, сложив ладони рук, подняв их на уровне груди, и закрыв глаза. Потом, очнувшись, он поставил к кострам маленькую деревянную статуэтку.
— Аюн, послушай меня, — сказал пришелец. — Мы не сможем отомстить этим негодяям немедленно. Нас всего двое, а их много. Месть — это блюдо, которое подается холодным. Я предлагаю тебе путешествие. Я вижу, что ты любознательный мальчишка. Может быть, совершив его, ты станешь сильней, узнаешь много нового для себя. Вдвоём намного легче преодолевать все тяготы и лишения. Но остальной мир может быть смертельно опасным для нас. Насколько именно, боюсь даже представить. У меня есть цель, к которой я иду всю свою жизнь. Я буду рассказывать о себе понемногу, вечерами у огня. Я передам тебе свои знания, так как вижу, что ты намного мудрее, чем я мог себе представить поначалу. Я предлагаю тебе это путешествие только потому, что произошло самое страшное — твоего мира больше нет. Я предлагаю, но не настаиваю. Решение принимать тебе…
— Я хотеть попросить взять меня с собой, потому что весь мой род погиб. Поэтому я пойду с тобой.
С этими словами Аюн протянул руку Дмитрию, которую тот с уважением пожал.
На большой поляне догорали погребальные костры. Невесть откуда взявшийся ветер разметал пепел и унёс его в лес. Два человека, отдав дань памяти и уважения, с тяжёлым сердцем покинули селение.
Юноше, по большому счету, было всё равно куда идти. А вот Дмитрий знал конечную точку странствия. Для начала ему нужно было вернуться к тому месту, где они познакомились, пересечь ту самую чащу. Ну, а дальше — одному только Богу известно, как всё пойдет.
Этот участок тайги оказался длинным. Для того, чтобы выйти к противоположной границе леса, путникам потребовались три недели. Они шли медленно, огибая завалы и болотистые низины, протискиваясь между стволами деревьев, запутываясь ногами в подлеске и раздвигая руками разлапистые нижние ветви.
Переход был изматывающим, иногда казался бесконечным. К вечеру силы, особенно у могучего Ляховского исчезали вовсе. Он колодой валился с ног, тяжело дыша и вытирая со лба крупные капли пота. Большой рюкзак временами казался неподъёмным. Привычному к длительным переходам Аюну было легче. Но ему приходилось напрягать свои органы чувств, чтобы снова не угодить в засаду Красноволосых, банды которых всё ещё бродили по окрестностям.
В такой местности было практически невозможно охотиться. Следов животных не было. Каждый раз, разбивая лагерь, приходилось очень тщательно следить за огнём. Всего одно неловкое движение, и частокол деревьев вкупе с валежником превратился бы в один гигантский крематорий, ловушку, из которой было бы невозможно выбраться.
Сначала путешественники питались жареной олениной. Зверя добыл Аюн ещё на границе привычного ему мира. Мясо было заготовлено впрок и уложено в мешки. Но уже через полторы недели оно закончилось, странники стали голодать. Ещё через пару дней закончилась вода. Как назло, её источников они тоже не нашли.
Как-то вечером, скрепя сердце, Ляховский достал из своего рюкзака два блестящих цилиндрических предмета, измазанных непонятной дурно пахнущей жижей. На них были нарисованы странные для юноши розовые кабаны без шерсти и клыков. Он попросил у юноши нож, которым срезал верхушки. Пояснив, что внутри находится еда, Дмитрий протянул один из них охотнику. Аюн понюхал содержимое, и оно ему поначалу не понравилось. Но выбора не было. Юноша запустил внутрь пальцы, выудил кусок, предварительно оцарапавшись об острые края, и принялся жевать. Мясо оказалось удивительно мягким, нежным, с доселе неизвестным вкусом. Оно буквально рассыпалось во рту, не идя ни в какое сравнение с олениной.
Аюн заглянул внутрь банки и среди мяса разглядел маленькие кусочки корней. Самонадеянный мальчишка тут же отправил парочку таких корешков в рот, за что тут же поплатился. На языке и дёснах возник пожар. Юноша высунул язык, часто-часто задышал, нащупал свой пустой бурдюк, с отчаянием сжал его, выпучив глаза. Дмитрию пришлось схватить парня за плечи, усадить его и несколько раз повторить, что скоро всё пройдет. Через несколько минут Аюна и вправду, что называется, «отпустило». Он брезгливо выбросил из банки корешки.
— Скажи, что это? — спросил юноша.
— Это мясо, которое может храниться несколько лет. У нас есть секрет его изготовления.
— Зачем корешки? Язык жечь огонь.
— Ну… если кушать только их, то да. А если немного добавить в мясо, то его вкус будет совсем другим. Ведь мясо тебе понравилось?
Обоих странников мучила жажда. Они прекрасно знали, что мутную стоячую воду из заболоченных низин пить нельзя. Разница была лишь в том, что Аюн это однажды проверил на себе, а Дмитрий получил это знание другим путём. Две пустые жестянки натолкнули его на мысль.
Руками он принялся разгребать толстый слой полусгнившего опада, пока не показалась серая почва. Ляховский попросил у Аюна нож, которым вырезал в ней четырёхугольное отверстие. Затем он подсунул клинок под этот квадратик из почвы и корней, ловко поддел и отбросил в сторону. Под слоем почвы обнаружился мелкий песок. Дмитрий пропустил его между пальцами, оценивая качество. Этим песком он наполнил половину банки. Оставшуюся половину он заполнил углями из костра. Ляховский тщательно перемешал песок и уголь, в дне банки проделал отверстие. Вторую банку Дмитрий наполнил водой из ближайшего болотца. Банку со смесью угля и песка он сунул в левую руку юноше, пустой бурдюк попросил приложить к отверстию в дне. Воду из первой жестянки Ляховский медленно вылил в смесь. Прозрачная вода тонкой струйкой побежала в кожаный бурдюк. Дмитрий принёс вторую порцию воды, потом третью. Через несколько минут бурдюк был полон. Аюн уже был готов отхлебнуть из него, но напарник удержал поднятую руку.
Еще рано, друг мой. Эта вода по-прежнему опасна.
Ляховский подбросил хвороста в костёр. Пламя, уже почти угасшее к тому времени, разгорелось с новой силой. Он взял бурдюк из рук юноши, вставил в рогатину и повесил над огнём.
— Что ты делать? — вскричал Аюн. — Ты сжечь, ты сжечь! Нельзя!
— Вода не даст огню сжечь кожу, — с улыбкой ответил Ляховский. — Ну, максимум, спалит шерсть на ней. Вот, смотри сам!
И правда, шерсть на ёмкости сгорела, сама кожа почернела от сажи, но не испортилась.
— Это не может быть! — прошептал Аюн, благоговейно смотря на Дмитрия. — Но как это быть?
— Как тебе сказать… Вода поглощает жар огня, оставляет кожу холодной. Разве твой народ не кипятил воду перед тем, как ее пить?
— Нет. Мы всегда пить вода из ручей. И я не понимай, зачем её… как ты сказать… «кипятить»? Горячий вода невкусная. Я пробовать, когда ребёнок.
— Это смотря какая, — со знанием дела ответил Ляховский. Он пошарил по карманам. — Стоячая вода опасна не только потому, что она грязная. В ней живут маленькие существа, которые могут нас отравить. Нагревая воду, мы их убиваем, и они больше не могут причинить нам вред. Но и это ещё не всё.
С этими словами он торжественно извлёк свёрточек из белого тонкого и полупрозрачного материала, сквозь который просвечивала высушенная трава. Аюн тут же уловил её запах.
— Горячая вода — это еще и напиток, которым я тебя скоро угощу. Будем считать, что у нас сегодня праздник!
— Я любить праздники. Наши племя делать их каждый раз, когда добывать зверь, когда время поворачивал ход, когда молодые становись мужем и женой, когда…
Тут Аюн осекся. Воспоминания вызвали у него тоску, которая проявилась в изменившемся голосе и увлажнившихся глазах.
— Ты простить, — Аюн спрятал лицо под густой гривой вороных волос. — Мужчина нельзя показывать чувства. Это неуважение. Но мне можно, ведь я не успеть…
— Я не из твоего племени, поэтому для меня ты — мужчина. Ты даже не представляешь какой, — Дмитрий ещё раз внимательно присмотрелся к юноше. — Похоже, что твоя мама пришла в твое племя из моего народа. Она обучила тебя своему и моему, между прочим, языку.
Ляховский убрал с огня заклокотавший почерневший бурдюк, из горлышка которого к тому времени, показался белый пар. Он прополоскал банку, загнул острые края крышки, наполнил её водой. В кипяток опустил белый свёрток с травой и добавил белый камушек, который тут же растворился. Вода окрасилась в зеленовато-коричневый цвет, приятно запахла. Дмитрий втянул ноздрями аромат и протянул напиток Аюну.
