слои населения окажутся замороженными, – воскликнул Хэмпден. – Лидер Палаты сделал все возможное, он позаботится о том, чтобы законопроект стал законом. После сегодняшней ночи рабочие Лондона будут готовы ждать, пока закон не даст им право забирать припасы без страха наказания. Но вы не можете наказать толпу, подобную той, что собралась на улице. Я собираюсь показать всему миру, чего могут добиться несколько тысяч решительных людей. Если два почтенных члена напротив хотят посмотреть, как это делается, пусть сопровождают меня, и я дам им личную гарантию безопасности.
Он махнул рукой в сторону Палаты представителей; он покинул свое место и вышел. Хейс поднялся, чтобы выступить, но его никто не слушал. Драматический эпизод подошел к завершению, а Хэмпден обещал еще один. Через несколько минут палата опустела. Снаружи стояла плотная масса молчаливого, терпеливого, дрожащего человечества.
– Чудесный человек, этот Хэмпден, – прошептал первый лорд президенту Торгового совета, – интересно, что он сейчас замышляет. Если бы эти люди там, снаружи, только знали о своей силе! Тогда у меня было бы больше свободного времени.
Снаружи дома огромная толпа людей, молчаливых, мрачных и решительных, ждала Хэмпдена. По толпе пронесся глубокий ропот, когда те, кто стоял впереди, прочитали по лицу Хэмпдена, что его дипломатия потерпела неудачу.
Его упрямая челюсть стала более твердой, если это было возможно, в глубоко посаженных глазах появился блеск. Значит, жадные капиталисты собирались получить свой фунт плоти, они не постеснялись разжиреть на общественном несчастье.
Хэмпден стоял у перил Палас-Ярда и в короткой, отрывистой речи все объяснил.
Присутствовали только те, кто нуждался в угле. Но завтра, послезавтра и так далее придут другие. Тогда пусть идут и берут. Все должно быть сделано в идеальном порядке. На Кингс-Кросс, Юстоне, Сент-Панкрасе, на Каледониан-роуд были огромные запасы, достаточные, чтобы дать пару или около того центнеров на голову и оставить достаточно для нужд других. Пусть идут и берут. Пусть каждый настаивает на том, чтобы оставить после себя ваучер, подтверждающий, что он взял столько-то, или, если у него есть деньги, внести их там и сразу по обычной зимней ставке за центнер. Этот метод был бы грубым, напоминающим правило большого пальца, но он был бы гарантией честности и респектабельности. Военных в Лондоне было совсем немного, и против такой силы полиция была бы совершенно бессильна. Это должна была быть бескровная революция и защита прав человека.
Констебль шагнул вперед и тронул Хэмпдена за плечо. Большинство из тех, кто находился поблизости, знали, что произошло. Хэмпден был арестован за подстрекательство толпы к незаконным действиям. Он мрачно улыбнулся. В конце концов, закон нужно уважать. Без малейшего признака враждебности огромная масса людей начала расходиться. Они дружно повернулись лицом к северу. Северо-Западный район должен был быть захвачен.
– Полагаю, это дело может решиться залогом? – отрывисто спросил Хэмпден.
– При определенных условиях, сэр, – сказал инспектор. – Я должен буду предъявить вам официальное обвинение, а вы должны будете пообещать, что больше не будете принимать никакого участия в этом преступлении.
Хэмпден с готовностью пообещал это. Он выполнил свою часть работы так, что остальное не имело значения. Сейчас он выглядел усталым и изможденным, что и следовало ожидать, ведь он просидел всю ночь с несколькими десятками представителей трудового коллектива, планируя это мероприятие. Он сделал по этому поводу ремарку Фишеру, который стоял рядом, мысленно фотографируя великое событие.
Затем он нетерпеливо подошел к Хэмпдену.
– Мне нужны все подробности, – сказал он. – Я не был настолько глуп, чтобы считать, что все произошло спонтанно. Вы, должно быть, работали как лошадь.
– Так и есть, – признал Хэмпден. – Дело в том, что опасности, которые могут подстерегать лондонцев, давно стали моим любимым предметом исследования. И когда наступает такая вещь, будь то голод, наводнение или арктическая зима, мы непременно оказываемся под прицелом жадного капиталиста. И я знал, что правительство будет бессильно. Топливо, или его нехватка, было одной из самых первых идей, которые пришли мне в голову. Я выяснил, где хранятся большие запасы, и довольно точно определил, каковы нормальные складские резервы. Я закрепил эти цифры в памяти. Вы можете себе представить, насколько они были полезны прошлой ночью. В этой организованной толпе около двухсот представителей профсоюзов, и каждый из них точно знает, куда идти. Не будет ни толчеи, ни беспорядков, ни путаницы. И до наступления темноты каждый получит свой уголь.
Фишер следил за происходящим с глубочайшим интересом.
– Значит, вы собираетесь предоставить все остальное своим лейтенантам?" – спросил он.
– Обязательно. Через несколько минут я отправлюсь на Боу-стрит. Подстрекательство к грабежу, знаете ли. Не стоит беспокоиться – сотня человек здесь готовы внести за меня залог. На вашем месте я бы уже был где-то в районе Кингс-Кросс.
Фишер кивнул и подмигнул, укутываясь в свою дубленку. На нем была пара причудливых старых кавалерийских сапог, верхняя часть которых была набита ватой. Его голову и уши закрывал большой шерстяной капюшон, такой, какие носят старые горские женщины. Было много законодателей, одетых точно так же, но никто не смеялся, и никто, казалось, ничуть не уловил юмора ситуации.
– Пойдемте, – сказал Фишер Гофу, который пытался согреть кончик своего носа большой сигарой. "Жаль тратить весь этот альбом копий на газету, которая не будет издаваться массовым тиражом.
– Что может иметь тираж в такой мороз? – прорычал Гоф. – Как здесь пустынно! Страшно подумать, что человек может упасть на Трафальгарской площади среди бела дня и умереть от переохлаждения, но это так. Повесьте меня, если одиночество не действует мне на нервы.
Гоф задрожал, поплотнее натянув на себя овчину.
– Это становится кошмаром, – сказал он. – Скоро мы будем удирать от белых медведей. Мне не хватает атмосферы общительности. Давайте двигаться в том направлении, где находятся друзья Хэмпдена.
Тем временем огромная толпа лондонских рабочих неуклонно продвигалась на север. Сотни телег были без колес, что, конечно, мешало продвижению, но в конечном счете экономило время, так как в каждой телеге было до дюжины человек, учитывая, что все соседи работали по принципу кооперации.
Постепенно строй начал дробиться и разворачиваться в определенных направлениях. Это стало похоже на армию, марширующую к заданным точкам по десятку или даже более проспектов. Было хорошо заметно, что среди этой толпы было несколько сотен человек, которые точно знали, куда идти, и у которых были инструкции относительно определенных целей.
Теперь они расходились во всех направлениях, спокойно, уверенно и решительно, охватывая широкую территорию от Каледониан-роуд до Юстона и от Финсбери-парка до Кингс-Кросс.
